Стартует мужество

 — Эх, нашему Бате саблю бы, да на коня, — в шутку сказал кто-то из летчиков.

Немцевича с первого дня его прихода в дивизию все стали ласково называть «Батей». Он и в самом деле был для нас отцом — строгим, но душевным и отзывчивым.

 — Как дела, орлы? — с открытой улыбкой обратился к нам комдив.

 — Отлично, — наперебой ответило несколько голосов. — Совинформбюро сообщило, что дела на нашем фронте идут успешно, значит, и у нас тоже.

 — Тоже, да не совсем. Мне кажется, аэродром не в порядке. Мороз прихватил верхний слой, а под ним снег рыхлый. Взлетать нужно с полуопущенным хвостом, а то можно и скапотировать. Сегодня надо быть повнимательнее: в такую погоду можно ожидать налета на наши подвижные части больших групп бомбардировщиков противника.

Побеседовав с нами, Немцевич уехал на командный пункт, а мы разошлись по самолетам.

Механик доложил о выполненной работе и о готовности машины к боевому вылету.

 — Отлично вчера штурмовали, товарищ командир, — улыбаясь, говорит Закиров.

 — Да, штурмовали хорошо. С твоей помощью. Молодец, Закиров, — хвалю оружейника. — Пушки работали как часы.

Закиров улыбается еще шире: похвала ему приятна. И она вполне заслужена им. Оружейник работает, не считаясь ни с усталостью, ни с морозом. К концу дня у него иногда так опухают пальцы, что с трудом сгибаются.

 — Если так будем стрелять, скоро домой можно ехать, прямо в Казань. Сынка хочу видеть, — мечтательно говорил Закиров.

На аэродроме снова появляется Немцевич. Подъехав к нам, он спрашивает:

 — Готов?

 — Так точно.

 — Полетишь с Лавинским и Соколовым сопровождать штурмовиков в район села Верхний Мамон, — говорит командир дивизии. — Цель прикрыта девятью «мессершмиттами». Силы неравные, но вы не должны давать «илов» в обиду, чтобы ни один не был сбит. Отвечаете головой. Ясно?

 — Ясно, товарищ командир.

Ставя задачу Лавинскому и Соколову, я особенно подчеркнул, как необходима сейчас взаимопомощь. Если будем держаться дружно, не отрываться друг от друга, задание выполним — в это я верил. Если разбредемся, гитлеровцы перебьют нас поодиночке.

Над командным пунктом штурмовиков взвилась зеленая ракета. Мощный гул двенадцати моторов заполнил все вокруг. С рокотом начали взлетать бронированные «илы», груженные осколочными бомбами. За ними, оставляя шлейфы снежной пыли, поднялись истребители. Только бы вовремя заметить «мессеров» — ни о чем другом я не думал. Главное — избежать внезапной атаки.

Показалась излучина скованного льдом Дона: белая лента, окаймленная темной полоской прибрежных кустарников. И как раз в этот момент с запада на горизонте появилось девять темных точек: фашистские истребители. Они шли двумя ярусами.

Наши окрашенные в белый цвет самолеты не выделялись на фоне снежных равнин, поэтому противник нас не заметил.

Вот и цель — огромная колонна пехоты, автомашин и повозок. Через несколько секунд штурмовики пройдутся по ней. Решаю подняться до верхнего яруса истребителей противника, чтобы лишить их преимущества в высоте.

Ведущий штурмовик ринулся в пике, за ним последовали остальные. «Мессершмитты» заметили их и пошли в атаку. Мы втроем приняли лобовой удар девятки, открыв огонь длинными очередями. Противник отказался от первоначального намерения атаковать «илы», но зато теперь на каждого из нас навалилось по три «мессера».

Штурмовики тем временем сделали три захода. Основательно потрепав колонну, они развернулись на восток и змейкой начали уходить на свою территорию.

Два «мессершмитта» решили атаковать замыкающий «ил». Я переложил свой самолет в левый крен и с разворота ввел в крутое пикирование. Машина стремительно набирала скорость, стрелка подходила к красной черте. Вдруг раздался резкий металлический удар по крылу и, помимо моей воли, самолет стал вращаться вправо. На плоскости появилась та самая пробоина, которую моя машина получила во время осенних налетов на Острогожск. Дюралевая заплата, не выдержав напора встречного потока воздуха, отскочила.

Инстинктивно перекладываю рули на вывод из пике, и машина, сделав два витка, наконец у самой земли покоряется мне. «Эх, дорогой слесарь, — невольно вспоминаю я мастера-усача, — как же ты недоглядел?»

Положение мое незавидное: от одной прицельной очереди врага самолет может превратиться в факел. К счастью, «мессершмитты», сделав последнюю атаку, повернули на запад.

Впереди меня планировал подбитый «ильюшин». Группу штурмовиков теперь прикрывал только один Соколов. Лавинский исчез в первую же минуту боя.

Сажусь с ходу. Самолет, качнувшись на правое крыло, уверенно бежит по укатанной дорожке.

Вернулись все, за исключением Лавинского.

 — Как думаешь, — спросил меня Гудим, — с мотором у него ничего не могло случиться?

 — Ты что, Борис Петрович, не доверяешь своим механикам? — спрашиваю его в свою очередь.

 — Я-то доверяю, но видишь, что получилось с твоей машиной. Выходит, человек выдержал, а машина, подготовленная нашими руками, нет. Твоему механику достанется от меня, запомнит сегодняшнее число.