Развернувшись в точно назначенное время, прохожу над аэродромом. Сильный боковой ветер сносит машину влево. Подобрав угол сноса, вношу поправку в курс. Последний поворотный пункт — и самолет над полигоном. Беру ручку управления на себя, чтобы набрать необходимую для стрельбы высоту. Она без усилий срывается, а машина не слушается рулей.
Меня словно огнем обожгло.
— Отказало управление, — немедленно передаю по радио.
Левой рукой почти машинально дал полный газ. Быстро выкрутил штурвал триммера руля высоты, открыл кабину, отстегнул плечевые ремни и приготовился к прыжку. За несколько секунд самолет снизился до двухсот метров. Вот она, земля… Но за счет максимальной тяги самолет начал выходить из планирования и перешел в набор высоты. Стрелка высотомера поползла вверх.
Непосредственная опасность миновала. Однако посадка самолета исключена, рано или поздно придется прыгать. А сейчас надо, если удастся, установить причину отказа управления.
Решаю летать, пока не выработается горючее, чтобы самолет при ударе о землю не загорелся. Когда в баках не осталось бензина, отворачиваю машину от аэродрома и выбрасываюсь за борт.
Словно чьи-то невидимые сильные руки хватают меня и швыряют к хвосту самолета. Чувствую свободное падение и пытаюсь поймать вытяжное кольцо, но рука не находит его… Земля где-то далеко внизу, совсем не похожая на ту, что видишь из кабины. Но где же кольцо? Спокойно! Бросаю взгляд на левую сторону груди и наконец нахожу его. Рывок. Шуршание шелка. Затем меня резко встряхнуло и падение прекратилось — парашют наполнился воздухом.
Аэродром остался в стороне. Развернувшись лицом по ветру и подобрав стропы, скольжу, рассчитывая опуститься на пашню. Перед самым приземлением напрягаю все мышцы, встречаю землю вытянутыми вперед ногами и падаю на правый бок, как требует инструкция. Надутый ветром парашют безжалостно тащит меня по пашне. Подтягиваю нижнюю стропу, и укрощенный купол ложится на черную землю.
Самолет упал без бензина и не загорелся. Комиссия установила, что на машину чьей-то злой рукой еще на заводе был поставлен надпиленный болт. В полете он разорвался, и тяги рулей высоты разъединились.
Начали проверять остальные самолеты этой серии. Оказалось, что такие же болты стояли и на некоторых других машинах. Диверсия была хорошо продумана. Внешне дефектный болт абсолютно ничем не отличался от исправного: с одной стороны была головка, с другой — законтренная гайка, а под шарниром — надрез. Впоследствии нам стало известно, что диверсант был пойман с поличным непосредственно на конвейере, в цехе сборки самолетов.
Поединок
Пятого мая на аэродром для передачи нам боевых самолетов приехали колхозники Тамбовской области. На свои сбережения они купили истребители Як-76. Состоялся митинг. Колхозники произносили напутственные речи, мы давали заверения бить врага на их самолетах еще лучше, оправдать доверие народа.
После митинга художник взял трафарет, и надпись «Тамбовский колхозник» красивым полукругом легла по левому борту моего самолета. А через полчаса, сердечно попрощавшись с дорогими гостями, мы улетели на фронт.
Наша эскадрилья поднялась в воздух первой. Приняв боевой порядок, мы сделали прощальный круг и пошли на запад. Конечный пункт — аэродром, на котором базировались осенью сорок второго года.
Четыреста километров преодолели быстро. На аэродроме нас встречали механики, заблаговременно прибывшие туда поездом. Радостные, в приподнятом настроении, они спешили к своим машинам. Немцевич поздравил нас с благополучным перелетом и сообщил, что до прибытия сюда еще одного полка мы будем продолжать тренировки.
С первого же дня началась напряженная летная учеба. Маршрутные полеты заканчивались воздушными боями, причем «противники» встречались, как правило, неожиданно, а после поединка штурмовали наземные цели.
Однажды, когда эскадрилья села, в небе появился фашистский разведчик. Он шел на высоте пять тысяч метров. Заметили мы его поздно, и взлетать уже не было смысла. На следующий день «юнкере» снова появился над аэродромом, но на час раньше. Он шел на той же высоте, тем же курсом. До линии фронта было не менее трехсот пятидесяти километров, очевидно, экипаж вел стратегическую разведку. На третий день разведчик прилетел еще на час раньше! Ага! Определилась какая-то закономерность. И у меня сразу возник план уничтожения «юнкерса».
Я решил подняться в воздух за несколько минут до предполагаемого появления вражеского самолета. Тут уж ему не уйти.
Разрешение командования было получено. 8 мая в восемь часов пятьдесят минут я отправился в воздушную засаду, приказав летчикам наблюдать за боем. Хотелось, чтобы они наглядно убедились в превосходстве советского истребителя над немецким разведчиком.