Когда мы прощались с другом, с запада, чуть видимые в лучах заходящего солнца, появились пять «хейнкелей». Бомбардировщики шли курсом на восток. По тревоге поднялось звено второй эскадрильи. Летчики рвались в бой. Нагоняя врага, они открыли пулеметный огонь. Один фашист сразу вспыхнул и в воздухе развалился на куски. Второй взорвался на собственных бомбах при ударе о землю. Это был прощальный салют нашему погибшему товарищу.
Все чаще и чаще по нашим тылам стали шнырять фашистские «охотники». Маскируясь в лучах солнца или в облаках, они на больших скоростях проносились вблизи аэродрома, подкарауливая связные и транспортные самолеты. Боя с нашими истребителями фашисты не принимали.
Однажды над аэродромом появились четыре «мессершмитта». Они ходили выше облаков и через «окна» просматривали летное поле.
С командного пункта взвилась ракета. Дежурное звено в составе Медведева, Дердика, Егорова и Аборяна немедленно поднялось в воздух. Вытянувшись почти в кильватер, самолеты подошли к нижней кромке облаков.
— Смотрите и запоминайте, чего нельзя делать, — обратился я к стоявшим рядом летчикам. — Сейчас они будут расплачиваться за свою тактическую неграмотность.
Случилось то, чего и следовало ожидать. Из-за кучевого облака на повышенной скорости выскочил «мессершмитт». Медведев, не подозревая об опасности, продолжал набор высоты. Раздался сухой треск пулеметных очередей… Медведев, сделав неполный переворот, выправил подбитую машину и пошел на вынужденную посадку, а «мессер» скрылся в облаках.
Через десять секунд был подбит Дердик, а за ним и Егоров. Самолет Егорова вспыхнул и, потеряв управление, начал пикировать. Летчик выбросился из кабины, но попал на стойку антенны. С трудом уже близко от земли ему удалось высвободиться и воспользоваться парашютом. Сравнительно благополучно отделался Аборян. Пытаясь выручить своего ведущего, он создал недопустимый угол набора, потерял скорость и свалился в штопор. Это и спасло молодого истребителя.
Я боялся, что неудача этого звена отрицательно подействует на всех молодых летчиков. Но этого не случилось. Они поняли, что их товарищи сами виноваты, допустив грубые ошибки.
Долго беседовали мы в этот вечер. Говорили, в частности, о том, какое значение, имеет трезвый расчет и хладнокровие летчика, когда он попадает в трудное положение.
На следующее утро, когда лучи солнца едва коснулись земли, меня и Семыкина подняли в воздух дли перехвата, фашистского разведчика. У микрофона дежурил Вася Соколов, ему было приказано навести нас на противника.
Барражируем в зоне ожидания десять — пятнадцать минут, но ни одной команды в наш адрес не поступает. Вдруг в наушниках послышался знакомый, с волжским выговором голос Соколова:
— Ястребы, ястребы! Я — Соколов. Противник севернее на вашей высоте.
Начинаю вглядываться в указанную сторону, а по радио слышу все то же: «Ястребы, ястребы! Я — Соколов. Противник с курсом девяносто…»
Вскоре замечаю самолет, похожий на Ме-110.
— Вижу, — сообщаю на землю.
Но Вася не унимается. Чем меньше становится расстояние между нами и разведчиком, тем чаще передает он данные о противнике.
Фашист заметил нас и со снижением начал уходить на восток. Мы с Семыкиным бросились в погоню.
Когда я подошел к разведчику на расстояние действительного огня, его штурман дал по мне длинную очередь. Трасса прошла немного выше кабины. Семыкин незамедлительно послал ответную очередь. Она угодила в радиатор правого мотора. За разведчиком потянулся белесый шлейф водяного пара. Через секунду я удачно поймал в прицел двухкилевое оперение и только собрался нажать на гашетки, как отчетливо увидел, что передо мной наш бомбардировщик конструкции Петлякова.
— Прекратить атаку! — скомандовал я и, круто отвернув, набрал высоту.
Мы наблюдали за подбитым разведчиком до тех пор, пока он на одном моторе дотянул до ближайшего аэродрома и благополучно совершил посадку. Нет ничего досаднее такого нелепого случая.
А Вася Соколов неумолимо продолжал наводить.
— Где вы находитесь? Почему не отвечаете? — спрашивал он снова и снова до тех пор, пока не увидел нас над аэродромом.
Когда мы вылезли из кабины и сняли парашюты, появился настоящий разведчик Ме-110.
— Вот так и бывает, — с досадой произнес Семыкин. — Не повезет, так не повезет. Разве не обидно — своего чуть не сбили, а фриц ушел безнаказанно.
— Поспешил ты, Валентин Семенович, с очередью. Хорошо, что так обошлось, могло быть и хуже, — заметил я.
— Товарищ командир, ты же сам говорил: видишь самолет — считай его за противника, а распознавать будешь на ближней дистанции.
— Правильно, я так говорил. А какая была дистанция, когда ты открыл огонь?
— Так он же первый дал очередь.
— Вот видишь, как получается: что ни вылет, то наука.
— Что же вы не догнали? — подошел к нам с претензией Соколов.
— Догнали и даже проводили до аэродрома, — зло ответил Семыкин.
— Почему же вы молчите? Это же победа! — обрадовался Вася.