Старуха 3

Так что пока планы на монгольский уголь оставались лишь планами, а металлургический завод работал на том, что было уже давно найдено – и шансов на его развитие пока не было. Зато нынешние, все же довольно скромные, потребности монгольского народа в металле он обеспечивал практически полностью. И даже «с запасом обеспечивал»: новенькая проволочная машина теоретически могла дать людям до пятидесяти тысяч тонн самой что ни на есть колючей проволоки в год. Но пока потребности такой не было, хотя колючка начинала пользоваться все возрастающим спросом, причем больше всего ее потребляли монастыри.

Уж неизвестно, как товарищ Чойбалсан уговаривал настоятелей этих монастырей, но они – настоятели – в конце концов объявили, что право на перерождение во что-то приличное получат лишь те монахи, которые в жизни нынешней вырастят минимум тысячу деревьев. Не посадят, а именно вырастят...

Деревья в Монголии вообще-то росли, и росли довольно неплохо. Та же сосна монгольская прекрасно себя чувствовала. Но только взрослая сосна: мелкую поросль в степи многочисленная скотина буквально под корень выкашивала, особенно козы этим отличались. Но деревья-то требовалось именно вырастить – и монахи (неизвестно, рассказал им кто-то или они сами догадались) свои небольшие «плантации» стали как раз колючкой и огораживать. Получалось неплохо, ни козы, ни коровы к молодым деревцам теперь добраться уже не могли.

Опять же, ни козам, ни коровам это особенно уже и не нужно стало: с каждым годом запасы сена на зиму лишь увеличивались. Просто потому, что и тракторов с косилками стало больше, и трактористов. Особенно трактористов: в армии каждого солдата учили водить трактор в обязательном порядке – а человек, способный за день обеспечить десяток коров кормом на зиму, уважением среди кочевников пользовался огромным.

Но, понятное дело, солдат трактора водить учили не только (и не столько) ради добычи сена: японцы, крайне раздосадованные тем фактом, что их непобедимых солдат просто разгромили какие-то дикие кочевники, постоянно совершали мелкие провокации на границе – и монгольская армия постоянно находилась в движении, причем передвигаясь вместе с большими обозами, перевозящими и пушки, и снаряды к пушкам, и патроны. И просто еду, палатки (точнее, все же юрты), прочий нужный скарб – так что возможность подменить на марше уставшего товарища за рулем трактора была суровой необходимостью.

И никто – ни в Монголии, ни тем более в Японии – не догадывался, что вся эта «механизация» буквально на глазах меняет и быт, и даже менталитет кочевого скотовода...

А «менталитет» советского народа начала менять «новая культурная программа». В частности, в области литературы. Иосиф Виссарионович с большим интересом прочитал Верины предложения, а потом еще с большим энтузиазмом спорил с ней до полуночи. Но результат проявился уже в сентябре: советских писателей – вообще вне зависимости от того, что и для чего они натворили – перед тем, как отправить в книжное издательство, стали отсылать в «литературные журналы». Которые писателям платили весьма умеренные гонорары – буквально, чтобы при упорной работе с голода не помереть. А затем уже...

То есть не затем. А если читатели этих журналов проявляли к публикации какой-то интерес, демонстрируемый заявками на подписки на те же произведения уже в книжном виде, то такие подписки открывались (во всех магазинах КОГИЗ) и печаталось книг лишь немногим больше, чем нужно было подписчикам. Больше – это чтобы и в библиотеки книги передать, и на случай, если кто просто подписку проспал, но книжку купить все же хочет...

И только тогда (точнее, непосредственно перед открытием подписки) с автором заключался договор, в котором впервые появлялась сумма авторского гонорара. Сумма эта появлялась первый – и последний раз. Автор получал указанные в договоре деньги – а издательство (точнее, государство) получало безоговорочное право эту книгу печатать любыми тиражами когда угодно и где угодно, а так же на любом языке.

Впрочем, подписывать такой договор никто автора не принуждал: если ему договор не нравился, то он имел полное право книгу свою вообще не печатать. Или печатать ее где-то еще, да хоть за границей.

Точно такой же подход был внедрен и в музыкальных издательствах: авторы (и исполнители, если речь шла о выпуске пластинок) получали единоразовый гонорар, и на этом их право как-то распоряжаться дальнейшими тиражами заканчивалось. И все было честно: человек поработал, человек получил за работу деньги – а вот получать эти деньги за то, что когда-то давно он какую-то работу выполнил, уже стало невозможно. Совершенно «социалистический принцип»: кто не работает, тот не ест.

Правда, Иосиф Виссарионович чуть позже, уже перед Новым годом, сказал Вере, что от «тихого ропота» деятелей культуры чуть ли не начала дрожать земля, но она спокойно ответила:

– Пусть дрожит, зато теперь с концертами эти деятели в любую деревню с удовольствием ездят.

– Пока ездят... а потом просто уедут за границу.