Старуха

Из этих путаных раздумий, продолжавшихся несколько минут, его вывела дверь сарая: приотворённая почти до половины, она вдруг без всякой видимой причины пришла в движение и медленно, с тихим протяжным скрипом закрылась. Оказавшись в полумраке, кое-где пронизанном лишь тонкими белесыми пучками света, проникавшими сквозь узкие щели между досками, Серёга вполголоса ругнулся, нехотя поднялся со своего сидения и, приблизившись к ни с того ни с сего закрывшейся двери, легонько ткнул в неё рукой.

Дверь не открылась. Он с некоторым удивлением посмотрел на неё и снова, уже чуть сильнее, двинул в неё кулаком. Она опять не поддалась. Он нажал на неё всей пятернёй. Результат был тот же самый.

Озадаченный Серёга отступил на шаг и оглядел запертую дверь сверху донизу, будто пытаясь отыскать причину происходящего. И постепенно недоумение на его лице сменилось улыбкой. Он, как ему показалось, нашёл эту причину: вероятно, кто-то из его приятелей решил подшутить над ним, подперев чем-то дверь снаружи и замуровав его таким образом в собственном сарае. Незамысловатые шутки и розыгрыши подобного рода были у них в ходу и пользовались неизменной популярностью. Он и сам не раз прикалывался со своими друзьями похожим манером, а потому нисколько не удивился, что теперь кто-то из них аналогичным образом позабавился с ним самим.

Вновь приступив к двери и ещё раз безуспешно попытавшись открыть её, Серёга, поняв тщетность этих попыток, чуть покачивая головой и по-прежнему сохраняя на лице натянутую, кисловатую усмешку, стал окликать по именам и прозвищам тех из своих товарищей, которых он прежде всего подозревал в этой шуточке, вовсе не казавшейся ему смешной и остроумной.

Ответом ему была мёртвая тишина. Как чутко он ни прислушивался, он не уловил за дверью ни единого звука, шороха или вздоха – ничего, что выдало бы чьё-то присутствие возле сарая.

Ещё пару раз надавив на не поддававшуюся, наглухо закрытую дверь и вновь, уже погромче, окликнув наугад предполагаемых шутников – на этот раз присовокупив в сердцах несколько крепких словечек в их адрес, – но так и не дождавшись ответа, он раздражённо мотнул головой, процедил сквозь зубы очередное ругательство и, снова усевшись на колоду, решил спокойно и терпеливо дожидаться того момента, когда неведомый озорник натешится вдосталь и выпустит его из узилища. И обдумывая в то же время планы мести этому типу, кто бы он ни был, очевидно, покатывавшемуся сейчас от хохота, в восторге от своей, примитивной в общем-то, по мнению Серёги, идеи.

Увлечённый мыслью о том, что он сделает, когда выйдет отсюда и получит возможность расквитаться с таинственным – но, скорее всего, на самом деле отлично известным ему – пакостником, устроившим ему такую никак не ожидавшуюся им каверзу, Серёга не сразу обратил внимание на то, что происходило рядом, у него за спиной. Он очнулся от своих будоражащих, мстительных дум лишь тогда, когда ощутил неприятный едкий запах и услышал тихое, размеренное потрескивание. Немного удивлённый, он обернулся…

И обмер. Вся задняя часть сарая, сплошь заваленная всевозможным хламом и старьём, которые он всё собирался выбросить, да как-то никак руки не доходили, была затянута густым грязно-бурым дымом, так что дальней стены сарая и в беспорядке сваленной возле неё груды старой ветоши и сора уже почти не было видно.

Несколько секунд он, широко распахнув глаза и приоткрыв рот, в немом изумлении созерцал плотную, чуть колыхавшуюся и клубившуюся дымовую завесу, с трудом соображая, что происходит, откуда тут взялся этот дым…

Но его недоумённое, остолбенелое состояние продолжалось лишь считанные мгновения. До того момента, когда он увидел кое-где прорывавшиеся сквозь дымную пелену языки огня и более отчётливо расслышал резкий, всё учащавшийся сухой треск, производимый горящим деревом. До него наконец дошло, что происходит, и, изменившись в лице, он побелевшими, дрожащими губами прошептал:

– П-пожар!.. Горю!

А спустя ещё мгновение, точно подброшенный мощный пружиной, он вскочил с колоды и, бросившись к двери, яростно забарабанил в неё кулаками, в надежде, что она, пусть и припёртая снаружи, не выдержит такого бешеного натиска и растворится.

Надежда не оправдалась. Дверь стояла как влитая и даже не шелохнулась от его частых, беспорядочных ударов.

Тогда он переменил тактику и навалился на неё всей массой тела, используя в качестве тарана попеременно то правое, то левое плечо.

Результат был прежний: дверь оставалась неколебимой, непробиваемой, словно была не из дерева, а из металла и заперта извне стальными запорами. После каждого столкновения с ней его туловище отскакивало от неё, как мяч от стены.

Выбившись из сил и осознав бесполезность своих усилий, он повернулся спиной к так и не поколебленной им, обретшей вдруг невероятную, прямо-таки фантастическую прочность двери и, тяжело дыша и отирая с горячего лба выступившую на нём обильную испарину, устремил дикий, очумелый взор в глубь сарая.