Старуха

Димон, припёртый, в прямом смысле слова, к стене, уразумев, что ему не отвертеться и хоть что-то взбудораженному, явно бывшему не в себе товарищу придётся-таки сказать, заглянул в остановившиеся, блестевшие лихорадочным блеском глаза Руслана, в напряжённом ожидании уставившиеся на него, и медленно и глухо, с усилием отцеживая слова, проговорил:

– Видели такое… что не дай бог никому больше увидеть.

Руслан схватил его за руку, крепко стиснул её и, резко возвысив голос, воскликнул:

– Что?!.. Что именно?

Димон, поморщившись, освободил свой локоть от вцепившихся в него пальцев приятеля и, снова взглянув в его круглые, немигающие глаза, после короткой паузы проронил:

– Её!

Лицо Руслана дрогнуло и болезненно исказилось. На нём явственно выразились разочарование и досада. Он словно бы до конца не терял надежды, что ответ друга будет иной. Или, по крайней мере, менее определённый, оставляющий маленькую лазейку для сомнений и догадок. Лазейку, которую при желании можно было сделать пошире, попытавшись убедить себя, что увиденное минувшим вечером – это не более чем игра расстроенного воображения, обман чувств, фантом.

Димон одним своим словом отнял у него эту надежду. И без того, впрочем, слабую, чуть брезжившую. Теперь же она окончательно исчезла, померкла и растаяла, как бледный, умирающий отсвет заходящего солнца, растворяющийся и тонущий в сгущающихся сумерках. Теперь он не мог утешаться обманчивой мыслью, что ему привиделось, померещилось, что ничего на самом деле не было. Как оказалось, было. Ещё как было. Привидеться может одному, даже двоим. Но чтоб сразу троим, да к тому же в разное время и в разных местах, – это уже чересчур. Так не бывает. И не стоит заблуждаться на этот счёт и тешить себя иллюзиями…

– А сам-то ты что видел? – прервал его сумбурные думы голос Димона.

Руслан чуть встрепенулся и вскинул на товарища растерянно-вопрошающий взор.

– Ведь ты, насколько я понял, тоже что-то видел, – со значением примолвил Димон, обратив на Руслана заинтересованный взгляд.

Тот, мгновение помедлив, с рассеянным и самоуглублённым видом кивнул. Затем на его лице появилось слабое подобие улыбки, а на бескровных, почти восковых щеках затеплился едва уловимый румянец. Он вновь поочерёдно посмотрел на Димона и Мишу, дёрнул плечами и надломленным, замирающим голосом прошептал:

– Такое, что не дай бог никому увидеть…

И продолжая, уже неразборчиво, бормотать что-то, он повернулся к друзьям спиной и, не прощаясь, побрёл обратно к подъезду, едва волоча ноги и уныло повесив голову. Чуть отойдя, остановился и, полуобернувшись, неприветливым, почти враждебным тоном отчеканил:

– Это вы привели её за собой, чёрт бы вас побрал!

И двинулся дальше, не переставая брюзгливо бубнить себе под нос:

– Какого хрена вы вообще туда попёрлись?.. Не сидится вам на месте, мать вашу…

Его сердитое бурчанье, постепенно замирая, слышалось до тех пор, пока он не зашёл в подъезд и не пропал из поля зрения глядевших ему вслед приятелей.

Димон, словно только и ждал этого момента, швырнул свою тряпку наземь и вполголоса выругался.

– Отлично! Вот и поговорили.

Миша, не произнёсший за всё время, пока рядом был Руслан, ни слова, наконец высказался. Мотнув головой вслед ушедшему товарищу, заметил:

– А ведь он прав.

Димон покосился на друга.

– В чём это он прав?

– Зря мы пошли туда, – проговорил Миша, переводя невесёлый взгляд на старухины окна. – Это была дурацкая идея… Зашли бы проведать Руслана – и домой. А нас понесла нелёгкая в эту чёртову халупу…

Димон набычился.

– Тебя на верёвке никто не тащил.

Но Миша, точно не услышав, спокойно, с невозмутимым видом продолжал:

– Я как чувствовал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Будто удерживало что-то до самой последней минуты.

Димон скользнул по собеседнику критическим взглядом.

– Ишь ты чувствительный какой! Прям ясновидящий… Может быть, ты предвидел заодно, с чем мы там столкнёмся?

– Нет. Этого я, разумеется, не мог предвидеть, – по-прежнему ровным, бесстрастным тоном ответил Миша. – Потому что предположить… – он споткнулся, подбирая нужное слово, – такое… не мог бы никто… Это просто жесть! Это… это… в голове не укладывается, – не в силах ничего больше сказать, он лишь округлил глаза и развёл руками.