Наша холостая компания постоянно посещала Ивана Максимовича, и он и жена всегда рады были дорогим гостям, которые ходили запросто, как в свой дом. То же делал и он нам в возмездие; эти посещения у нас происходили в разных серьёзных разговорах по вопросам общественным, политическим и литературным; часто мы судили и рядили и о том, что делается в семинарии по части управления и экономии, хулили, бранили, глумились, что не так, не по-нашему; особенно пробирали консисторские безобразия и проказы разных канцелярских деятелей и крючков.
Такого рода разговоры мало-помалу начинали входить в привычку, когда пообжились все молодые в Тамбове, и они затевались везде, где бы ни были в гостях.
Но и при этих разговорах всегда бывала большая выпивка, которая иногда заканчивалась и импровизированным пением хора, наскоро составившегося из нас, весёлых.
Если бывал И.М. Сладкопевцев в этих компаниях один, без жены, то всегда доходил до последнего же взвода в пандан своему другу Тростянскому, и нередко производил скандал. Жена же не допускала его до этого, и, заметив признаки, уводила его из гостей поскорее домой.
Поступив в священники, Сладкопевцев несколько времени был воздержанного образа, крепился, но, обжившись, поворотил на старое и приобрёл неукротимую привычку выпивать дома один.
По смерти жены своей он ещё больше стал пить, заливая горе водкой, расстроил донельзя соё здоровье, впал в алкоголизм с delirium tremens и умер в нервном параличе.
Эти два субъекта, Тростянский и Сладкопевцев, с самого начало моего поступления сильно влияли на товарищеский кружок, и немало зла происходило в наших компаниях от увлечения их заразительной попойкой.
Но с течением времени это влияние стушевалось, и оба неугомонные гуляки подпали сами под опеку товарищей, которые при всяком случае умели укрощать их вовремя и не давали в компаниях доходить до крайностей.
Круг молодых и холостых наставников постоянно менялся – одни, послужив год-два, выбывали, кто на родину, кто с родины в Питер, ища себе чего-либо лучшего.
На семинарскую должность смотрели мы все, как на переходную, как на бивуак, с которого непременно нужно сняться, и чем скорее, тем лучше, иначе замытареешь и пропадёшь. Всё на ней и располагало к этому: скудное наставническое жалование, на которое едва прожить и холостому, а молодёжь наша сильно тогда стремилась к женитьбе, боясь оставаться старым холостяком.
Прослужи светский человек – не священник и не монах – в семинарии хоть весь служебный срок, не получить ему никогда никакого креста или награды, разве за 35 лет Владимира, на смерть.
Такая уж была неправедная монашеская манера.
Обильно и скоро сыпались награды только монахам, поменьше наставникам, священникам, а прочим полагалось в царствии небесном.
Не желая идти в монахи и пользоваться их антимонашескими благами, но желая жениться, чтобы жить в нормальном положении солидного общественного деятеля, многие из молодых наставников, чтобы иметь обеспечение для семейной жизни, располагались принимать священнический сан, становясь приходскими священниками и не оставляя карьеры наставнической.
В таком положении был и я, перешедший на родину с расположением тут упрочиться. Не находя, впрочем, скорого и удобного случая для женитьбы и поступления во священники в Тамбове, и начиная уже тяготиться неопределённостью своего положения, я начал предпринимать меры сторонние: подавал прошения некоторым попечителям учебных округов по министерству народного просвещения, прося их о предоставлении мне учительского места в гимназии, писал знакомым и товарищам по этому ведомству о содействии, и получал только одно известие: – будут иметь в виду, надо подождать. Посылал просительное письмо военному главному священнику Василию Борисовичу Бажанову, и отсюда всё тоже получал уведомление: иметь в виду при открывшейся священнической вакансии в Гвардейском или Гренадерском полку, о чём я его просил. Но нужно всё ждать, не зная, дождёшься ли.
Наконец вздумал поехать и сам, своей особой – попытать счастья. Товарищ мой, бывший наставником вместе со мной в Тамбове и только что уехавший в Питер для занятия священнического места там при церкви на Песках, с женитьбой на дочери своего предместника протоиерея, сдавшего ему своё место, Василий Матвеевич Маслов, написал мне письмо о том, что есть невеста и за ней место священническое при Сампсониевской церкви. Можно не задумываясь ехать, тем более что священник сампсониевский обещается заплатить прогоны, если дело и не состоится.