Старые дома

После тщетных исканий на стороне, в протодиаконы он взял из архиерейского хора первого баса-солиста диакона Летова, который составлял украшение хора и приспособлен был искусно именно к хоровому пению, и долго в хоре находился. Все в публике об этом жалели, да и диакон Летов нехорошо себя чувствовал – неловко и тяжело, принуждённый свободный хоровой и музыкальный свой голос ломать и неестественно расширять и возвышать, чтобы поэффектнее выкрикнуть, с потрясением сводов церковных, протодиаконские возгласы, особенно “Господина нашего”, к удовольствию владыки; и впоследствии со временем этим надувательским криком искалечил себя до того, что теперь больной и разбитый.

Ещё долее искал себе подходящего ключаря. Ключарь, который служил при Феодосии, был человек солидный, держал себя с подобающим достоинством без приниженности рабской и угодливости льстивой, и уже почтенных лет. Этими достойными качествами и не понравился он Палладию. Не находя за ним ничего такого, за что бы прямо можно было его отставить, он стал сторонкой и постепенно его – то тем, то другим – донимать, и если не мытьём, так катаньем, довёл-таки до того, что ключарь заболел, и, не отказываясь от ключарства, стал проситься от занимаемой им ещё должности в попечительстве по слабости.

Палладий этим и воспользовался, и написал на его прошении дипломатически: “По тяжкой болезни ключаря, уволить его, согласно прошению, от попечительства и от ключарства”.

Болезнь не была тяжкая, и ключарь скоро поправился и занимал протоиерейское место в соборе.

Но место ключаря стало свободно и ждало достойного кандидата. В Тамбове достойных не нашлось. Иные не нравились, иные и нравились владыке, но не шли сами в ключари, видя, чего желает в ключаре себе Палладий, и не находя в своей совести никаких к тому побуждений. Нужно было искать на стороне. Во время поездок по епархии, пришлось ему быть в глухом захолустном городке Борисоглебске. Там он и нашёл удобного для себя ключаря, именем которого я не могу осквернять свои уста.

При Палладии, впрочем, этот ключарь учился, как в школе, ключарскому искусству у самого Палладия, бывшего в своё время немало времени ключарём, и чрез это открывшего себе путь на широкое поле жизни. И при таком опытном учителе скоро усвоил всю нужную премудрость.

Палладий затем определил своего ключаря и в члены консистории, где он оказался смелым нарушителем порядка и законности, без боязни ответственности.

Прежний ключарь не состоял членом консистории. Избравший его епископ Макарий был такого мнения, что ключарям никак не следует быть в консистории, и некогда им заниматься консисторскими делами, как людям разъездным и рассыльным по поручениям и распоряжениям архиерея, и во избежание разных злоупотреблений и нарушений нормальности; поэтому и установилось было в нашей консистории благодетельное правило: не пускать ключарей в консисторские члены, и продолжалось оно с очевидной для всех пользой долгое время, при трёх архиереях, как мудрый завет великого святителя русской церкви митрополита московского Макария.

Теперь обычного независимого и свободного обсуждения дел уже не могло быть. Ключарь становился всем поперёк горла и своим влиянием у архиерея забирал преобладание, пользуясь тем достигать личных выгод. Он почасту бегал из консистории к архиерею, и шпионил ему всё, что считал нужным для своих целей по разным делам, и беззастенчиво брал взятки, обещаясь в консистории и у владыки провесть дело в пользу своих ухлебителей.

Палладий в своё трёхлетнее пребывание в Тамбове не сделал ровно ничего жизненного и плодотворного для епархии. Любил он по ней с помпой, пышно и величественно, разъезжать для своего развлечения, а не обозрения. И излюбленный ключарь впереди него везде будировал духовенство и народ устроить ему покудрявее встречи при въездах в сёла и входах в церкви.

Он первый завёл – прежде не было и дело велось просто, с апостольской скромностью, – чтобы из церквей везде духовенство выходило к нему навстречу, в церковном облачении и с множеством икон и хоругвей, и ждало заранее приезда на площади церковной. В поездках всегда сопровождала его огромная свита с певческим полным хором, иподиаконами и протодиаконом.

Память о себе оставил в Тамбове одними постройками, да и то совершенно ненужными и обременившими многих понапрасну.