– Жан, прекрати!
Он меня разозлил. Кто дал ему право испортить то, что так хорошо началось? Когда я говорил, что свадьбам предпочитаю похороны, я валял дурака, неужели не понятно? Изысканная шутка интеллектуала! А истина заключается в том, что с большей частью смертей смириться невозможно, особенно если умирают дети или люди, которых ты любишь. Это горе безутешно, оно заставляет нас вспомнить о собственной судьбе. Кого бы ты ни хоронил, ты в каком-то смысле хоронишь и себя. Зато свадьбы, даже провальные, даже пошлые, даже ужасные, прославляют жизнь – или, во всяком случае, делают такую попытку. Как бы то ни было, американские горки – это замечательно, пока не стукнешься и не разобьешь себе нос. Одним словом, Жан меня разозлил. Я еще раз повторил: «Прекрати!» Мне хотелось сказать ему, что он совершает непростительную глупость, что он не имеет права вот так нас бросать. Но, в конце концов, чего еще ждать от парня, чей отец способен расплющить чужой «дофин» и удрать с места преступления? Меня так и подмывало хорошенько двинуть ему, заставить взять свои слова обратно, освободить меня от кошмара, с которым я не желал мириться.
У меня опять потекли слезы. Я плакал и не мог остановиться. Пошарив по карманам в поисках носового платка и ничего не найдя, я встал, пошел на кухню и принес рулон бумажных полотенец, вызвав у Жана приступ смеха. Я отрывал от рулона лоскут за лоскутом, потому что они мгновенно намокали. Сквозь слезы я потребовал от Жана, чтобы он рассказал мне все с самого начала, во всех подробностях: как и в каких выражениях врач сообщил ему диагноз, с кем он в тот момент был, что они сделали потом, каких еще специалистов он посетил, какое лечение ему назначили, каковы побочные эффекты химиотерапии. Я выпытывал, хорошо ли он спит по ночам или вынужден принимать снотворное, как восприняли страшную весть его жена и сын, знают ли о происходящем его внуки. Потом я спросил, сколько ему дают врачи, и сам поразился тому, с какой легкостью задал этот бестактный вопрос.
– Несколько месяцев. Максимум полгода. Но это вряд ли.
– Черт, Жан!
Диск с записями Люс доиграл до конца. Жан сказал, что немного отдохнул и чувствует себя лучше. Если я не против, можно пойти прогуляться.
– Пешком или на великах?
– Давай на великах. Только помедленнее. Я быстро устаю.
Мы выкатили велосипеды и поехали вглубь острова, куда глаза глядят, по тропинкам, оставшимся неисследованными в предыдущие дни. Мы ехали рядом, с черепашьей скоростью, пытаясь завести разговор о чем-нибудь другом, но любые наши слова звучали настолько фальшиво, что мы неизменно возвращались к теме его болезни. Нам навстречу попалось несколько пешеходов и велосипедистов. Их вежливые «Добрый день» и «Добрый день, месье» доносились до нас как сквозь сон. Меж тем погода наладилась. На оконечности мыса Перн мы слезли с велосипедов, поставили их стоймя, прислонив один к другому, и я их сфотографировал. Мы уселись на землю. Море с шумом билось в скалы, оставляя на них следы белой пены. Домой мы вернулись, когда совсем стемнело.
– Что у нас из еды?
– Спагетти с маслом, остатки кунь-амана[5] и пиво. Годится?
– Превосходно. Настоящий диетический ужин.
В тот вечер каждый наш жест, каждое слово, каждая бытовая мелочь приобретали особое значение; мы передвигались по кухне, стараясь избегать пауз в разговоре, мы оказывали друг другу мелкие знаки внимания, вообще вели себя с предельной деликатностью.
На втором этаже, в спальне, которую занимал Лурс, стояла большая двуспальная кровать. Я предложил Жану провести эту ночь в одной комнате, в одной постели. Он согласился. Как только мы погасили свет, он положил руку мне на плечо и больше ее не убирал.
Так завершился пятый день нашей встречи.
24
Стук. Призраки. Стук
Среди ночи я проснулся от стука. Я услышал отчетливое троекратное «тук-тук-тук», доносящееся с первого этажа. Кто-то стучал в дверь моей спальни – или в дверь спальни Мары. Я знал, что внизу никого нет. Жан спал рядом со мной, а кроме нас с ним в доме не было ни души.
– Ты слышал?
– Да, – ответил Жан и добавил: – Я слышал такой же стук вчера ночью, но подумал, что это ты стучишься к Маре.
– Да ну? А почему не она ко мне? Это тебе в голову не пришло?
Мы рассмеялись, но загадка осталась неразрешенной. Я встал и осторожно спустился вниз, освещая себе дорогу включенным мобильником. На первом этаже все было тихо. Ни следа непрошеных гостей – если только они не успели удрать, пока я шел по лестнице. Входная дверь, единственный ключ от которой хранился у нас, была заперта. Я вернулся наверх и доложил Жану обстановку.
– Второй ключ может быть у месье Пака, – предположил Жан. – Не исключено, что владелец выдал ему дубликат. Просто на всякий случай. Кстати, – вдруг добавил он, – ты видел, как этот старый козел пялился на Мару? Я думал, у него глаза из орбит выскочат.
Разумеется, я обратил внимание на похотливый взгляд соседа, но все же гипотеза Жана вызвала у меня сомнения.