Читаем Старые друзья. Двенадцать рассказов полностью

Папу было и из подлодки хорошо слышно. Теперь его речь перебивала мамина. Всё громче и громче. Мама переходила на крик и… вдруг замолкала, а папа, что-то бурча себе под нос, заходил ко мне в комнату. Он присаживался на корточки возле моей кровати, одной рукой гладил по одеялу, а другой вытягивал из-под кровати запылённый кофр с баяном. Папа хорошо играл на баяне. Я, конечно, не очень в этом разбираюсь, но думаю, что он играл хорошо. Песни он пел хорошие – весёлые. Папа очень хотел, чтобы я научился играть на баяне «лучше, чем он», поэтому хранил свой инструмент у меня в комнате, под моей кроватью. «Это твой баян! – говорил он мне, – вот чуть постарше станешь, пойдёшь учиться». И мне обязательно хотелось научиться играть на баяне, чтобы папа был доволен. Я бы выучился и смог бы радовать его в те редкие наши вечерние минуты. Я представлял своё первое выступление перед отцом: вот он приходит вечером, как обычно поздно, но я спать не буду, я попрошу маму, чтобы ради такого случая она разрешила мне дождаться его. Мама добрая, она разрешит наверняка. Так вот, я сижу в своей комнате и вдруг слышу, как поднялся лифт на наш этаж и зазвенела связка ключей. Беру баян, бегу с ним на кухню и усаживаюсь на табуретку напротив папиного места. Папа заходит в квартиру, мама встречает его, чуть приподнимаясь на носочках, целует в щёку. Я наблюдаю с кухни. От волнения мои ладошки потеют. Мысленно прогоняю комбинацию и порядок кнопок, ёрзая на табуретке. Вот папа появляется на кухне. Он смотрит на меня немного удивлённо, с лёгкой улыбкой. Я представляю ему свой номер, но он, недослушав, уходит мыть руки. Вот он возвращается и усаживается на своё место в ожидании ужина. Снова представляю ему свой номер и начинаю играть. Я ни разу не ошибусь, потому что очень хорошо отрепетирую какую-нибудь несложную песню. Нет, петь не буду. Петь я стесняюсь. Папа будет очень доволен: и ужин, и я ему сыграл. Он, конечно, похвалит меня, но тут же мама прогонит меня спать, и дальше я буду гордиться собой в своей постели, прислушиваясь, а вдруг папа в разговоре с мамой похвалит меня ещё раз. И я расслышу среди прочих, непонятных мне фраз ту, которую жду, – папа скажет маме, как ему понравился мой номер и что он очень доволен мной. И после этого я спокойно накроюсь одеялом с головой и со своей подводной лодкой погружусь на дно океана.

Учился я хорошо, но без удовольствия. Мама меня будила по утрам и почти каждый раз объясняла, почему надо идти в школу. Я неохотно шёл в ванную, грустно смотрел на свою флотилию, стоящую без дела на полке, чистил зубы, едва раскрывая рот, и с особенным отвращением умывал лицо холодной водой. Может, умывался бы и тёплой или вовсе не делал бы этого, но папа говорил, что утреннее умывание ледяной водой ободряет на целый день. Я не помню уже, когда он это говорил, но упорно выполнял папины наставления и всё ждал, когда же меня это уже взбодрит. Не мог отец соврать, значит, скоро эффект будет. Не дождавшись в очередной раз ободрения, я возвращался в комнату, натягивал брючки, тугие полусинтетические носки, колкий мохеровый свитерок, связанный мамой, и уныло смотрел на мою подводную лодку, такую же унылую, как мой взгляд, уже заправленную и накрытую мамой клетчатым покрывалом.

Одним обычным хмурым для меня утром я шёл в школу привычной дорогой, распугивая нахохлившихся на холоде голубей мешком со сменной обувью. Они собирались во дворе нашего дома, недалеко от детской площадки. Со двора уже была видна дорога к школе, на которую стекались ученики ближайших домов. Через пару минут я уже был среди них. У входа в школу, как обычно, толпились дети и родители, провожавшие первоклассников. Пока я пытался просочиться в школу, моё внимание привлёк белый листок на двери. Его здесь не было раньше. Я подошёл ближе и прочитал: «Уважаемые родители и ученики! В нашей школе ведётся набор в группу обучения игре на баяне…» Мне вдруг показалось, что вокруг всё исчезло и затихло. И никто не толкается, а это просто меня покачивает от того, что день какой-то необычный. Мне захотелось быстрее вернуться домой и рассказать маме, и, возможно, я бы так и сделал, если бы не пара старшеклассников, которые просто протолкнули меня в двери, и обратно уже мне было не пройти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века