Старые друзья. Двенадцать рассказов

Учебный день тянулся. Я совсем не думал об учёбе. Переживал, что «набор в группу» закончится, пока я здесь читаю и считаю. Я был возмущён: почему я должен повторять то, что уже знаю, если есть возможность научиться тому, чего не умею делать, и при этом очень хочу научиться этому! Я порывался на перемене пойти и записаться в группу, но даже не мог представить, куда мне идти и к кому обратиться. В утренней суете у дверей школы я не успел прочитать об этом в объявлении. «Ничего, – успокаивал себя, – после уроков, когда пойду домой, внимательно изучу объявление и даже запишу, что необходимо». Однако после уроков объявления уже не было на двери. «Наверное, уже набрали группу, – подумал я, но отступать был не намерен, – приду завтра с баяном, и они не смогут мне отказать. Ведь у меня уже есть баян! Не думаю, что у каждого, кто записался, есть баян. А мне папа подарил! Никуда не денутся – примут!»

Маме я решил ничего не говорить: «Скажу утром, а то папе проболтается раньше времени». Зато мама удивлялась, какой я послушный сегодня и самостоятельный: сам сел за уроки, почти без её помощи всё выполнил, без напоминаний принял душ перед сном, самостоятельно разобрал кровать и вовремя лёг спать. «У тебя всё хорошо?» – спросила меня мама и поцеловала перед сном. Я кивнул головой, а сам подумал: «Надеюсь, что да!» Она пожелала мне спокойной ночи и вышла из комнаты, оставив небольшую щель, как обычно. Я укутался в одеяло и зажмурился, стараясь поскорее заснуть, но сон не шёл. Что-то тревожило меня. Крутился с боку на бок, переворачивал подушку, расправлял несколько раз одеяло. Вдруг мне показалось, что баян исчез. Я вскочил с кровати и запустил под неё руки. Нащупав холодный дерматин кофра, я успокоился и снова улёгся. Но заснуть опять не получалось. Теперь мне казалось, что кофр под кроватью пустой – баяна в нём нет. Уверить себя в том, что такого просто не может быть, оказалось сложнее, чем ещё раз заглянуть под кровать и проверить, на месте ли баян. Я снова слез с кровати, потащил его на себя, щёлкнул одновременно обоими замками и приоткрыл крышку. Инструмент был на месте. Я лёг в кровать, а еле различимые в темноте контуры баяна ещё стояли у меня перед глазами. Теперь я заснул, но спал плохо. Слышал, как пришёл отец, как они разговаривали с мамой на кухне, потом он, как обычно, зашёл ко мне в комнату, достал баян, погладил меня по голове и вышел, закрыв за собой дверь и не оставив щели. После папиного визита я погрузился в глубокий сон и уже даже не слышал, как он играл и пел на кухне свои любимые песни.

Когда я был ещё так доволен предучебным утром! Не помню. Снова проявлял самостоятельность, но мама этого уже не замечала. Она была серьёзная. Наверное, не выспалась. Я почистил зубы, умылся ледяной водой, надел свои брючки, свитерок и полез под кровать за баяном, мне теперь не терпелось рассказать обо всём маме. Но кофра под кроватью не оказалось. Я залез глубже, но кофра так и не обнаружил, а только нацеплял пыльных комочков на свой свитерок и брючки. В недоумении я обошёл все комнаты в поисках баяна, но нигде его не нашёл. Зашёл на кухню, окинул её взглядом, но и здесь не было баяна. Мама стояла ко мне спиной и нарезала хлеб. «Мам!» – позвал я её. Мама обернулась. Она плакала. Никогда не видел, как мама плачет. У меня похолодели руки.

– Ма-ма, – протянул я, – а где… – я хотел спросить, где баян, но мама не дала мне договорить. Она обняла меня, прижалась мокрой щекой к моему лицу и еле-еле, как будто выдавливая из себя нужные слова, а ненужные – с трудом удерживая в себе, произнесла:

– Папа ушёл… Он больше не вернётся…

Я не любил плакать и очень редко это делал, но, если я чувствовал, что слёзы наворачиваются у меня на глаза, сдерживал себя, пытаясь отвлечься на что-нибудь хорошее, но тут слёзы даже не наворачивались, они просто потекли по моим щекам, попадая на мамины щёки тоже. Мы стояли посередине кухни, обнявшись, и не могли отпустить друг друга. Наверное, потому что оба не знали, что нам теперь делать. Я не стал спрашивать у мамы, где баян, мне и так было всё ясно, да и не нужен он мне теперь, когда папы нет. Папа забрал с собой самое дорогое ему, самое дорогое мне и самое дорогое маме.

Пёс