Старые истории

У костра уже по-поросеночьи повизгивал Ванюшкин, требуя ветку потолще, чтобы выкатывать из глухого жара углей картошку. Ему дали увесистый сук, почти бревно, он начал ковыряться — ничего не вышло. Пока мужчины шебуршились у костра, женщины, как оголодавшие волки, набросились на еду, стали хватать закуску — не свою, чужую. Интересней же. Начали выспрашивать, чье из понравившегося чье, и рецепт изготовления. Анна Павловна пустила свой кофе по кругу, проследив только за тем, чтобы фляжка вернулась к ней и оказалась — уже освободившаяся — на своем месте, в мешке. Она любила не так порядок, как эту самую флягу. Видимо, у нее с нею было кое-что связано. Личное.

Уже Ванюшкин, продолжая довольно и тоненько повизгивать, начал кидать в девушек картошкой, действительно сгоревшей. И в это самое время из-за их спин, из непроглядных зарослей кустарника, который еще только готовился сбрасывать листву, совершенно, казалось, бесшумно — или неслышно из-за общего гама? — появился конь.

Он был рыж, ладно скроен. Он высоко нес довольно крупную, но точеную голову. Он вышел и замер, а в синих глазах его полыхали то ли отблески костра, то ли осеннего солнца.

Разом замолчали и замерли все сидящие на поляне.

Конь был под седлом, повод спускался на землю. Он стоял, напружинившись, не решив еще, каким станет его следующий шаг. Анна Павловна гибко поднялась, прихватив с бумажной салфетки кусок черного хлеба.

— Коля! — сказала внятно, одними губами. — Спокойно заходи сбоку. Без суеты.

Плавно развернулась, по-охотничьи беззвучно ступая, неторопливо пошла к лошади, протягивая ладонь, на которой лежал ломоть.

— Пришел, хороший мой, — заговорила она мерным голосом. — На, лошадка. О-ля, о-ля!

Рыжий двинулся к ней, вытягивая голову и раздувая ноздри, доверчиво ткнулся в ладонь и аккуратно забрал губами хлеб. Зажевал, добродушно поглядывая на пестрое общество, а в это время Анна Павловна уже держала его под уздцы.

Тут прорвалось общее восхищение, но благородство и красота животного не позволили восторгу перейти границы дозволенного и сковало его рамками интеллигентности.

— Откуда это чудо? Как он оказался в лесу, один? — вопрос задавался наперебой всеми, интересовал каждого.

— Вы, ученые! — сказала Анна Павловна. — Где ваши логические построения? Мимо конзавода проезжали? Лошадь оттуда. А всадник… если не умеешь ездить — не выезжай в поле. Или не доводи лошадь до того, чтобы она тебя выкинула. О всаднике заботы нет, как хочет пусть добирается до конюшни или куда там ему надо. А вот коня надо транспортировать. И это сделаю я. Коля, будем сажать меня на лошадь.

— А сумеете? Транспортировать? — забеспокоился Ванюшкин.

— Должна суметь, — сказала Анна Павловна и мигнула Жданову. Тот мигнул ответно, потому что видел дома у Анны Павловны и ее конные фотографии, и призы, которые ее муж, тщеславный, как любой истинный мужчина, как-то вытащил, чтобы показать друзьям, пришедшим на именины Анны Павловны.

— Как сажать? — спросил Жданов, изготовившись схватить Анну Павловну за талию.

— Окстись, не так. — Она перекинула на спину коню повод, подобрала его, зажала левой рукой у холки, прихватив в кулак для крепости богатую гриву коня, правой рукой взялась за заднюю луку седла и согнула в колене левую ногу.

— Бери под коленку и рывком вверх.

Жданов так и сделал. Анна Павловна, уже в воздухе, отпустила правую руку, спружинила ею о переднюю луку, в то же самое время махом перебрасывая через спину рыжего правую ногу. И уселась.

— Есть! — сказала она, привычно, механически отстегивая замки путлищ, на которых висели стремена, и подтягивая их по длине своей ноги.

Она сделала это так быстро, что почти никто не заметил. Просто вот сидит человек на лошади, и даже со стороны видно, что все по нем и ему удобно.

Конь затанцевал, и Анна Павловна, взяв повод в левую руку, правой похлопала его по шее, обозначила ласку и похвалу. Рыжий успокоился, только что не улыбнулся: свезти пятьдесят семь килограммов Анны Павловны было ему раз плюнуть.

— Светлана, подай мой кепарик. И матерью тебя заклинаю — захвати мою фляжечку! Оставишь здесь — живой не будешь!

Точно-точно! Что-то у Анны Павловны к этой пресловутой фляжке было привязано важное.

— Подберете меня на дороге около конзавода, лады?

— С богом, — сказал размягченный Ванюшкин и только что не перекрестил верховую Анну Павловну. А та, потупившись и просчитав в уме направление, развернула лошадь и дала ей шенкеля.

Поехала она все-таки к дороге, потому что в последний раз на конном заводе была года четыре назад и в эту сторону верхом не выезжала.

Когда коллеги, сокрушенные ее подвигом, остались позади, Анна Павловна еще раз ласково погладила коня по матовой и шершавой от высохшего пота шее и сказала:

— Ну что, Ринг, здравствуй, коняга! Ты думаешь, я тебя не узнала? А ты меня?

Рыжий замотал головой и фыркнул.