Старый английский барон

Эдмунд ходил взад и вперед по зале, когда звук рога возвестил об их прибытии; чувства, обуревавшие его, были столь сильны, что он едва с ними справлялся. Барон и сэр Филип вошли в залу рука об руку, Эдмунд бросился к ним, обнял их колени, но не смог вымолвить ни слова. Они вместе подняли его, стараясь ободрить, но он без сил, едва живой упал в объятия сэра Филипа. Его усадили в кресло, и он постепенно пришел в себя, однако по-прежнему не мог найти слов и лишь поднял на своих благодетелей полный обожания взгляд, а затем молча прижал руку к груди.

— Успокойся, дорогой мой сын, — сказал сэр Филип. — Ты в кругу своих лучших друзей. Думай об ожидающем тебя счастье, наслаждайся благами, ниспосланными тебе Небом, и возноси благодарность Творцу, а не смертным. У тебя еще будет время выразить нам свою признательность.

Все собрались вокруг них, в дверях толпились слуги, отовсюду слышались радостные возгласы. Барон взял Эдмунда за руку.

— Поднимитесь, сударь, — сказал он, — и принимайте гостей! Отныне это ваш дом, и мы, ваши гости, ждем радушного приема.

Эдмунд преклонил перед ним колено и заговорил прерывающимся голосом:

— Милорд, я всецело ваш! Всё, что я имею, — ваше! Распоряжайтесь мною по своему усмотрению.

Барон обнял его с величайшей нежностью.

— Оглянись вокруг, — сказал он, — и встречай своих друзей, эти джентльмены прибыли сюда поздравить тебя.

К Эдмунду вернулись силы, он обнял и приветствовал гостей. Отец Освальд с особой теплотою принял его в свои объятия и от всего сердца благословил. Эдмунд воскликнул:

— Молитесь за меня, святой отец, дабы я принял все эти милости с благодарностью и смирением!

Затем он поздоровался со слугами и пожал им руки, не пренебрегая даже самым последним из них, Джозефа же он наградил сердечными объятиями и назвал своим дорогим другом.

— Теперь, — сказал он, — я могу отплатить тебе за дружбу, которою горжусь.

Старик воскликнул прерывавшимся от волнения голосом:

— А я в свой черед могу сказать, что довольно пожил, раз дождался дня, когда сына моего господина признали законным наследником Ловелов!

И по зале эхом разнеслось:

— Да здравствует наследник Ловелов!

Барон взял руки Эдмунда в свои.

— Отойдем в сторону, — сказал он, — нам следует поговорить о деле, не предназначенном для ушей посторонних.

Барон повел его в гостиную, за ними последовали сэр Филип и прочие джентльмены.

— Где мои младшие дети? — спросил барон.

Уильям вышел и вскоре вернулся с братом и сестрою. Они преклонили колени перед отцом, тот поднял их и обнял. Затем он позвал:

— Уильям! Эдмунд! Подойдите и вы принять мое благословение. Молодые люди приблизились рука об руку, стали перед бароном на колени, и он торжественно их благословил.

— Ваша дружба достойна похвалы, дети мои! Любите друг друга всегда, и пусть Небо наградит вас лучшими из своих даров.

Они поднялись с колен и обнялись в безмолвном порыве радости. Эдмунд представил своего друга сэру Филипу.

— Мне понятны твои чувства, — промолвил сэр Филип. — Этот джентльмен был первым, с кем я познакомился из семьи барона, и ему принадлежит второе место в моем сердце. Когда будет более подходящее время, я обязательно скажу ему, сколь люблю его и уважаю за его собственные достоинства и за дружеские чувства к тебе.

Он обнял Уильяма и просил стать его другом.

— Подойди, моя Эмма! — произнес барон.

Она приблизилась к отцу со следами слез на щеках, прелестно зарумянившись, похожая на дамасскую розу с каплями утренней росы на лепестках.

— Я должен задать тебе серьезный вопрос, дитя мое, прошу, будь искрения, как пред Всевышним. Ты видишь этого молодого человека, наследника Ловелов; ты давно его знаешь. Спроси свое сердце и скажи мне: согласна ли ты, чтобы он стал твоим мужем? Я обещал всем здесь присутствующим выдать тебя за него, но лишь при условии, что ты питаешь к нему склонность. Я считаю, что он достоин тебя, и, даже если ты ему откажешь, он всё равно будет мне сыном. Но упаси Бог, чтобы я принудил свою дочь отдать руку тому, кому она не может подарить сердце. Говори свободно, выбор за тобою.

Прекрасная Эмма покраснела и смутилась; девическая стыдливость мешала ей ответить сразу. Эдмунд затрепетал, он оперся на плечо Уильяма, чтобы устоять. Эмма взглянула на него, увидела его волнение и поспешила успокоить. Она заговорила тихим голосом, который крепнул с каждым словом:

— Милорд, мой отец, всегда был столь добр, что предупреждал мои желания, я счастливейшая из дочерей, ибо могу повиноваться его приказаниям без всякого насилия над собою. Поскольку меня просят ответить во всеуслышание, я скажу в подтверждение достоинств этого джентльмена, что мне не найти лучшего мужа на всем белом свете, и я рада, что выбор отца совпал с моим.

Эдмунд с низким поклоном подошел к ней, барон взял руку дочери и подал ему. Он преклонил колено, принял ее руку и, поцеловав, прижал к груди. Барон обнял их и благословил. Затем он обратился к сэру Филипу Харкли.

— Прошу любить и жаловать ваших детей! — произнес он.