Старый газетчик пишет...

Можно бы рассказывать еще и еще. Но пожалуй, на сегодня хватит — больше вам не выдержать. Я мог бы рассказать вам, как действовала первая рота, как действовали два других батальона. Мог бы рассказать, если б вы могли это выдержать, что было у третьего блиндажа, и у четвертого, и еще у четырнадцати. Все они были взяты.

Если это вас интересует, расспросите кого-нибудь, кто там был. Если захотите и я еще не забуду, я с удовольствием расскажу вам когда-нибудь, каково было в этих лесах в последующие десять дней: о контратаках и о германской артиллерии. Это очень, очень интересно, если только запомнить как следует. Вероятно, в этой истории есть даже эпический элемент. Когда-нибудь вы, безусловно, увидите ее на экране.

Надо полагать, она вполне годится для экранизации, потому что я помню, как полковник сказал мне:

— Эрни, у меня то и дело появлялось такое чувство, будто я смотрю фильм категории Б, и я все говорил себе: «Вот сейчас мой выход».

Единственное, что, вероятно, будет нелегко изобразить в фильме, это эсэсовцев — как они с почерневшими от взрыва лицами стоят на коленях, захлебываясь кровью и держась за живот, или из последних сил отползают с дороги, чтобы не попасть под танк, хотя в кино это, возможно, получится еще более реалистично. Но за такую ситуацию несут вину инженеры — когда они проектировали эту взрывоустойчивую дверь, им в голову не пришло, что к ней снаружи подойдет 105-миллиметровая самоходка и станет стрелять в нее в упор.

При составлении спецификации это не было предусмотрено. И порой, когда я наблюдаю такие печальные картины и вижу, как идут насмарку такие тщательные приготовления, мне начинает казаться, что лучше было бы для Германии, если бы она вообще не начинала этой войны.

После войны (1946–1960)

Предисловие к антологии «Сокровище свободного мира»

Теперь, когда война окончена и мертвые мертвы и мы получили то, что получили, теперь самое время опубликовать такую книгу, как эта.

Позади осталась та пора, когда послушание, сознательное приятие дисциплины, разумное мужество и решительность были важнее всего; теперь настало время потруднее, когда мы должны уже не просто бороться, но обязаны осмыслить наш мир.

Но чтобы осмыслить мир, надо его познать. И познавать не только то, что нам хочется. Это для нас всегда успешно сделают другие. Мы должны исследовать наш мир с беспристрастием врача. Работа будет тяжелой, и нам придется прочесть много неприятного. Но в этом сегодня первейший долг человека.

Позднее, когда мы накопим достаточно надежных знаний о нашем мире, долг заставит нас возражать, протестовать, даже восставать и бунтовать, но при этом надо будет непрестанно работать, чтобы найти возможность для всех людей жить в мире на этой земле.

Мы вынуждены были сражаться. Вынуждены убивать, калечить, жечь и разрушать. Для страны, чью территорию никогда не бомбили, мы с лихвой перевыполнили норму по бомбам, сброшенным на других. Вероятно, мы угробили больше гражданского населения в чужих странах, чем успели погубить наши враги в своих чудовищных злодеяниях, которые мы так осуждаем. На самом же деле для женщин и мужчин одинаково малоприятно, сожгут ли их заживо или расстреляют.

Мы вели войну самым жестоким и беспощадным образом против безжалостных и беспощадных врагов: разгромить их было абсолютно необходимо. Теперь одних мы разгромили, а других принудили к капитуляции. Сейчас мы самая сильная держава на свете. И хорошо бы нам не стать самой ненавистной. Такое легко может случиться, если мы не научимся понимать нужды мира и уважать права, привилегии и обязанности всех остальных стран и народов, и тогда, со всей нашей мощью, мы станем такой же опасностью для мира, какой был фашизм.

Мы изобрели пращу, способную убить всех гигантов, включая и нас самих. Только дураки могут надеяться, что Советский Союз не сумеет создать и усовершенствовать то же самое оружие.

Настало время, когда ни один народ — ни в малейшей степени — не должен мыслить категориями грубой силы. Наступил период, когда ни одному народу не следует ни за что вызывать к себе ненависть других народов; задаваться, распихивая остальных. Отныне нельзя оставаться несправедливой нацией.

В новом мире всем придется делать уступки. Уступки станут столь же необходимы, как раньше борьба. Ни одни страна не должна без достаточных на то прав удерживать владычество над территорией или другим народом, если мы хотим долгого мира. В этой связи возникают проблемы, которые невозможно смотреть в данном предисловии. Но мы, во всяком случае, обязаны изучать эти проблемы — серьезно, беспристрастно, не закрывая глаза на какие бы то ни было обстоятельства.