Старый корабль

— Я всё ещё занимаюсь теми подсчётами, они, чем дальше, тем больше запутаны, и конца им не видно. А в оставшееся время читаю ту тоненькую книжицу. Когда ты уехал в город, у меня на душе было особенно тяжело, особенно неспокойно. Я возвращался мыслями к Валичжэню и семье Суй, думал об их прошлом и настоящем. Никогда мне так сильно, как теперь, не хотелось стать крепче, стать сильнее, и никогда я так не сомневался в себе. Боюсь, с самого начала я так и не разобрался в этой книжонке, потому что, наконец, понял: она написана больше ста лет назад, и всё, что происходит в Валичжэне, гораздо сложнее. Но и пройти мимо этой книжки нельзя, она неразделимо связана с людьми семьи Суй. Но как читать её члену семьи Суй, если знаешь, что за сто с лишним лет в Валичжэне произошло столько событий? Ответа у меня нет. В этом-то и трудность. А ещё одна книжка, которую я часто почитываю — это «Вопросы к небу», Го Юнь дал. Она вообще несколько тысячелетий назад написана. Сколько изменений случилось за это время в Валичжэне! Какая связь может быть между двумя этими книжками? Как эту связь найти? Пройти мимо одной книжки нельзя, а можно ли пройти мимо этой? Например, разве могут жители Валичжэня похерить эти сто семьдесят с лишним вопросов? Если эту книжонку нельзя обойти вниманием, то можем ли мы поступать так в отношении других книг, которые не прочли теперь, но обязательно прочтём в будущем? Не будет ли считаться невниманием, если члены семьи Суй лишь запомнят эти сто семьдесят с лишним вопросов из этой книги? Можно ли будет так сказать, если они будут читать лишь пожелтевшие от времени книги, а книги с белыми страницами читать не будут? И к каким последствиям может привести такое невнимание? И если такие последствия можно разглядеть, кто сможет указать на них? Верным ли будет сказать, что «события в Валичжэне гораздо сложнее, чем описанное в книгах, и нет такой, в которой рассказывалось бы обо всём»? А вот ещё огромный дядюшкин фолиант «Канон, путь в морях указующий», не мы ли всей семьёй намеренно пренебрегали им в течение десятилетий? Если так, то каковы могут быть последствия? Почему эта книга для него дороже жизни? Есть ли связь между книгой, которой несколько тысяч лет, и этим каноном? Как нам определить эту связь? Обе эти книги с пожелтевшими страницами, но, с другой стороны, если мы станем читать лишь книги с белыми страницами, может, это тоже пренебрежение, только другого сорта? И каковы последствия подобного пренебрежения? Ещё нужно сказать об упомянутых мной толстых фолиантах: все ли эти толстые книги одинаково важны? Есть ли между ними связь? Одни просты и понятны, другие запутанны и сложны, какие читать, чтобы не разочароваться? Не слишком ли много слушали жители Валичжэня простого и понятного, что их умственные возможности ослабли? Не наскучат ли сегодняшним валичжэньцам сто семьдесят с лишним вопросов, которые на одном дыхании выпаливает автор книги, написанной пару тысячелетий назад? А если наскучат, как заставить их слушать дальше? И если задавать больше вопросов, не будет ли это отвращение результатом длительного невнимания к такому?.. Я без конца спрашивал себя, задавал один вопрос за другим, но ни на один не мог найти ответа. Разум устал мыслить, но ясности не прибавилось. Я сразу вспомнил про такое множество книг, и всё благодаря этой книжонке, что рядом со мной. Именно благодаря ей я понемногу становился крепче и осмеливался задавать вопросы себе.

Цзяньсу был поражён. Он не сводил глаз с разошедшегося брата. Тут Баопу встал: он вдруг понял, что говорит слишком долго и надо дать брату отдохнуть. Потирая руки, он подошёл к брату, чтобы поправить одеяло, дал несколько наставлений и направился к выходу. Он был уже на пороге, когда Цзяньсу вдруг окликнул его. Баопу замер.

Цзяньсу приподнялся к нему и стал теребить за рукав:

— Ты сегодня расскажешь мне об этом?

— О чём?

— О том, как умерла моя мать!

Баопу замер. Он покачал головой и выдавил:

— Ты всё знаешь, всё знаешь… Она отравилась.

Цзяньсу встал и холодно проговорил:

— Ты всегда скрывал от меня что-то. Я знаю, со смертью матери всё было не так просто, потому что, заговаривая о ней, ты всегда менялся в лице. Я тебя не заставляю, но ведь у меня неизлечимая болезнь! Это моя последняя просьба, и ты не можешь не согласиться! Сегодня вечером, сейчас, расскажи мне, я слушаю!

В мозгу Баопу снова возникла пылающая усадьба, огненные шары, скатывающиеся с кровли… Чжао Додо, раздирающий ножницами платье Хуэйцзы, её тело в кровавых полосах… Чжао Додо, который изрыгает проклятия и мочится… Он стиснул зубы, подбородок у него дрожал:

— Хорошо, я расскажу, расскажу всё.

Братья расстались лишь после полуночи. Баопу вернулся к себе, но заснуть не мог.

Ещё только рассвело, когда Баопу услышал стук в окно и, открыв его, увидел Го Юня. На старике лица не было, и он сразу спросил, не вернулся ли Цзяньсу домой. Баопу покачал головой.

— Плохо дело, — сказал старик. — Его нигде нет.