Старый корабль

Когда Цзяньсу перебрался к Го Юню, Ханьчжан ежедневно приходила посидеть с братом. На деньги, вырученные от плетения соломенных жгутов, она покупала Цзяньсу консервы, фрукты и пирожные. Цзяньсу ел только то, что разрешал Го Юнь, который следил за тем, что приносила Ханьчжан, и позволял давать только свежие фрукты. По его мнению, консервы и пирожные были уже несвежими. Каждый раз Ханьчжан приносила кое-что и для него. Оставшееся ей приходилось относить назад и отдавать старшему брату. Тот всё возвращал ей, и она относила это дядюшке, который оставался доволен: «Вот малышка Чжанчжан, какая почтительная стала. Под вино всё идёт за милую душу». Вернувшись с работы на участке просушки, Ханьчжан принималась за плетение жгутов. Однажды, обнаружив, что жгут становится всё тоньше, она стала искать, в чём причина, и поняла, что затягивает слишком сильно. И порезала ножницами испорченный жгут. Лезвия этих ножниц были наточены до блеска, она точила их на оселке несколько раз в день. С Четвёртым Барином она уже не виделась очень долго. Однажды, когда она точила ножницы, рука её дрогнула, и Ханьчжан их уронила. Ножницы задели ногу, острое лезвие без труда прорезало почти прозрачную кожу. Она испуганно смотрела, как кровь стекает под коленку и дальше вниз, но перевязала ногу платком, лишь когда лужица на циновке стала размером с пятифэневую монету. «А если не перевязывать, она так и будет течь?» — мелькнула мысль. Закатала штанину, рукав и стала осматривать белую, как снег, кожу и голубые кровеносные сосуды. По ночам, когда ею овладевал сон, она нередко видела огромную отсвечивающую красным фигуру, стоящую неподалёку, пышущую жаром, с подрагивающей плотью. Хваталась за ножницы, но никак не могла взять их. При этом всегда просыпалась и сидела с бешено бьющимся сердцем. Она помнила слова Четвёртого Барина: он уже знает, чем это закончится. Помнила и тот момент, когда он сказал эти слова — руки у неё дрожали так, что палочки было не удержать. Проснувшись, она тихонько выходила из комнаты и прохаживалась по двору. С подставок для коровьего гороха на листья и стебли падали капли росы. Слышалось громыхание старой мельнички: старшего брата там уже не увидишь, он уже управляющий. Ещё она знала, что на мельничке устанавливает оборудование Ли Чжичан. Она боялась думать об этом мужчине с всклокоченными волосами, но не было дня, когда бы не думала о нём. Она знала почему, и знала, что никогда не будет принадлежать ему — она принадлежит лишь дьяволу. Стоя во дворе, иногда видела силуэт старшего брата, склонившегося над столом. Когда Баопу стал управляющим, свет в его окне стал гореть ещё дольше. В одну из таких ночей у брата с сестрой состоялась беседа.

В тот вечер Баопу перечитывал «Манифест коммунистической партии». Он перелистнул книгу на страницу, отмеченную прошлый раз. И тут, постучавшись, вошла Ханьчжан. Она села рядом с ним на стул, склонила голову ему на плечо и, глядя на большие счёты и книги на столе, спросила:

— Брат, ты всё считаешь?

Баопу положил руку ей на плечо и очень ласково проговорил, словно неразумному ребёнку:

— Ну да, каждый счёт связан с другим, и они переплетаются, как твои жгуты, всё дальше и дальше. Иначе нельзя, лишь имея ясное представление о каждом, я смогу управлять компанией. Как считаешь?

Ханьчжан взглянула на брата и улыбнулась. Баопу видел её улыбающейся впервые за много дней: как она хорошеет, когда улыбается. Большой рукой он пригладил ей волосы, она прижалась к нему и, помолчав, снова спросила:

— Ты всё время читаешь эту книжку, она такая интересная?

— Я и другие читаю, но на изучение этой потратил немало времени. Она, конечно, интересная. Она о том, как жить, её читать на всю жизнь хватит, то есть всю жизнь не надо от неё отказываться.

Ханьчжан полистала книгу, обращая внимание на выделенное красным. Потом негромко прочитала вслух:

— «Буржуазия подчинила деревню господству города. Она создала огромные города, в высокой степени увеличила численность городского населения по сравнению с сельским и вырвала таким образом значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни. Так же как деревню она сделала зависимой от города, так варварские и полуварварские страны она поставила в зависимость от стран цивилизованных, крестьянские народы — от буржуазных народов, Восток — от Запада». — Тут она подняла голову: — И что это значит?

Баопу улыбнулся:

— Не буду говорить. Боюсь, растолкую неправильно. Необычность этой книжки в том, что каждый читатель должен воспринять её сердцем. Так вот.

Ханьчжан нахмурилась, но её брови быстро расправились, и она продолжала листать дальше, пока не указала пальцем на отмеченный отрывок: «Французская и английская аристократия по своему историческому положению была призвана к тому, чтобы писать памфлеты против современного буржуазного общества… Она доставляла себе удовлетворение тем, что сочиняла пасквили на своего нового властителя и шептала ему на ухо более или менее зловещие пророчества».