Старый Мамонт

– Медногорск? – удивился Олег. До этого он слушал всё расслабленно. Всё, что я озвучивал, он уже просчитал. А вот Порубежье опять ломало ему весь расклад.

– Потом – сюрприз будет, – усмехаюсь я, – так что экипируемся – полностью. Кого берём в вояж? Ты, да я, да мы с тобой – не обсуждается. Куда мы без ковра-вертолёта. Серого – как попутный багаж.

– Марк – как багажник, – кивает Олег.

– И завхоз. От рук, говоришь, отбился? Внесём выговор – в грудную клетку. Так, наш Птенчик и Наполеон Буонапартий в войнушку играют. А, Спартак! Надо его везде засветить. Чтобы – наверняка, чтобы самый тупой понял – Птенец и Спартак – скука, разные люди!

– И я, – говорит Ольга, – как полевой лазарет.

Смотрим друг на друга. Ольга решила нарушить своё отшельничество? Мир не перевернулся? Вторжение демонов? Так, если Олег ей сейчас откажет – не видать ему комиссарского тела лет сто! Значит – опять Мамонт идёт на баррикады под кинжальный пулемётный огонь. Как же грамотно её на х… Хутор Ольги послать?

– Оля, Смерть и Жизнь несовместимы. Мы или берём тебя, или не идём к Некроманту.

– Врёшь ты всё!

– Вру я или нет – совсем не важно. Важно то, что нам имеет смысл жить только тогда, когда нас ждут дома. И когда этот дом есть. Или ты смерти нашей хочешь? Как нам выполнять поставленные задачи, если большая часть наших вычислительных мощностей будет занята одной тобой? Твоей безопасностью?

– Врёшь ты всё! – Оля уже кричит, вскочила, бросила в меня полотенце, убежала в слезах.

Олег привстал.

– Сядь! – резко и грубо говорю я. – Оставь её одну.

– Пошёл ты! – отталкивает меня Олег.

Плюхаюсь в кресло. Вздохнул. У меня остался вечер. Сейчас они будут ссориться, потом – мириться. К утру – переход. Так, пару часов наслаждаюсь покоем, потом – сбор и в путь!

Тоска сжала сердце. Предчувствие? Предчувствие. Провидение. Судьба. Хреново быть провидцем. Не остаётся места в жизни для радости. Всё знаешь наперёд. Знаешь, но идёшь навстречу ледяному дыханию неизбежности. Потому как надо. Так надо!

Девять граммов в сердце
Постой, не гони!
Не везёт мне в смерти,
Повезёт в любви!

Глава 17

– Эй, малец, – кричит лже-Спартак мальчишке, что увлечённо гоняет шарик навоза хворостиной, – где ближайшая кузня?

Гоб кидает монетку. Мальчонка ловко монету ловит, но держит в руке:

– Ближайшая? Кузня мастера Нима, – мальчик показывает рукой направление. – Но они – совсем дикие!

– Ничего, – усмехается Спартак, – и не таких уламывали. Показывай дорогу!

Мальчишка прячет монету в рот и стартует, как спринтер. Мы, верхом, за ним с трудом поспеваем.

Мальчик останавливается на углу и тычет в высокий забор и ворота. На всю улицу слышно, как стучит железо о железо. Из труб – дым.

– И сами бы нашли! – смеётся Спартак, бросая ещё медяшку, что так же исчезла за щекой мальчишки. А потом исчез и он – шмыгнув в дыру забора.

Стучим в ворота обухом топора.

– Чего надо? – гремит зычный бас Молота. – Идите на хрен, нам некогда!

– Щас ты сам пойдёшь! Хрен моржовый! – рычит Спартак.

– Гля! Кто там такой дерзкий? Выйду, рога пообломаю! – рев в ответ. Над забором появляется чумазая морда Молота в засаленной бандане, вся перемазанная копотью. Следом за мордой – внушительный молот.

– Открывай, чёрт чумазый, – кричу я, – а то вынесем твои ворота к демонам!

– Так бы и сразу сказали, что по делу! – басит Молот, исчезнув за забором.

Ворота открываются, въезжаем во двор. Сразу спрыгиваю с коня. Недовольно осматриваю хозяйство. Молот закрыл ворота.

– Ну-ка, подь сюды, неряха! – маню я пальцем Молота. Он уронил молот и пятится. Бросаю на него Подчинение. Безвольной куклой шлёпает ко мне.

– Ты, отрок, совсем нюх потерял? Я тебе про такую штуку, как «культура производства», не говорил разве? А? – ору я, сдёргиваю штаны с кузнеца и отхаживаю его парализованное тело плёткой. – А? Ты убиться хочешь в этом бардаке? А? Козёл безрогий! Чёрт чумазый!

Грохот молотов смолк. Высовываются две – не менее чумазые – морды уважаемых Мастеров Нима и Камня.

– Так! Вы – следующие! Я вас, тля, научу культуре производства! Устроили тут филиал ада! Бардак!

Снимаю паралич с Молота – он воет пароходной сиреной – вся боль рассечённых ягодиц разом! Летит к бадье с водой, покрытой радужной плёнкой масляных разводов, плюхается в эту бадью, да так и сидит там, матеря меня всем набором нехороших слов, какие знает.

– Так! – кричу. – Следующий!

– Уважаемый, – выходит из кузни Мастер Ним, выставив чёрные, как масляный фильтр, твёрдые, как рукоять молота, ладони, – не надо так горячиться! Мы уже поняли своё упущение! Исправимся!

– То-то! – кричу я, кидая в Молота плёткой, на которую он внимания обратил не больше, чем на муху. – Вылезай, болезный, Сумрак тебя обработает.

– Пошёл ты! Старый урод!

– А за «козла» ответишь!

– Видеть тебя не могу!

А вечером, за чаем, докладывают о проделанной работе. Тут же закатываем им новый «арбуз» – подарок Некроманта. Элементы брони надо подогнать на Серого.

– А зачем вам мы? – удивляется Мастер Ним. – Это броня Стражей Драконов. Привязку кровью сами сделать не можете?