Всех своих прозвищ Старый Пёс не помнил. Сколько их накопилось за долгую жизнь – три десятка? полсотни? сотня? Вчера вечером этот растущий список пополнил «снежный барсук». На барса Старый Пёс не тянул, о чем ему весело было доложено. «Он еще и глумится!» Настроение собаки, и без того не радужное, съехало до отметки «слякоть». Весь вечер Старый Пёс капризничал, противился любым идеям Хозяина. В конце концов, он добился недипломатичного высказывания в свой адрес: «Ах ты, неблагодарная строптивая псина!», а заодно получил категоричный отказ в теплом месте на второй подушке кровати, самостоятельно на которую влезть не мог. Иначе не факт, что именно Старому Псу пришлось бы ютиться в собачьем месте возле батареи. «Стоило это того? – спрашивал он себя, бубликом устроившись на мягкой подстилке. – Нет. Был другой выход? Ответ тот же».
Он спал, когда Хозяин поднял его на руки и перенес на незаслуженное место. «Слаб человек, куда ему до собаки, лучше бы поучился, а то права он качает… Беда мне с ним», – сонно, неторопливо думал Старый Пёс. И еще, памятуя об имидже, он, уже на подушке, недовольно ворчал, сквалыжничал что-то неразборчивое. Долго и нудно. Наверное, о том, как уютно ему было возле батареи и что смягчение «режима» вовсе никакое не смягчение, а совсем наоборот. Что все эти лицемерные нежности и забота… Короче, всё это не для Старого Пса, потому что он… Дальше совсем неразборчиво, однако легко догадаться… И что Хозяин, хоть и добрый, а всё равно гад, потому как вольно ему было тащить собаку в снегопад на прогулку. Ведь всё то же самое можно было сделать на лоджии, под навесом. Там даже снег лежит в изобилии, как специально для антуража, если антураж зимы так дорог Хозяину.
Вот Старый Пёс и ответил ему в том же духе. В смысле, также вероломно. После гулянья он влетел снежным комом в их номер, в темпе осмотрелся и заметил сползший с пуфа, небрежно валявшийся на полу хозяйский свитер. На нем Старый Пёс и отряхнулся. Потом поелозил, вытирая промокшие спину, живот, морду… Хозяин застыл в дверях, словно его прибили к полу. Он оторопел от такой наглости. Только и смог, что вымолвить: «Ну ты… Ну ты даешь…» Растерялся. Старый Пёс в силу опыта знал, что люди в растерянности способны на многие глупости: они женятся, заводят детей, неправильных собак… Но не внял подсказкам опыта и решил повторить вытирание, начав со спины. Однако время человеческой растерянности вышло. Первой прилетела лыжная варежка, вторым – модный валенок, называемый «Угги». До этого Старому Псу нравилось это имечко, он даже допускал, что было бы неплохо самому носить такое. Уж тогда точно всякая пьянь во дворе не оборачивалась бы на зов Хозяина: «Эй, Старый Пёс!» После точного приземления валенка Старому Псу на макушку его имя и сам предмет были разлюблены одномоментно и на всю жизнь.
«Извини, что по башке, – сказал Хозяин. – Хотя правильно попал, раз этим местом ты такую пакость придумал. И не ври, не больно. Я же видел, что не подошвой. Не прикидывайтесь, сэр… Ой-ой-ой, тоже мне умирающий. Будешь сегодня… умирающим лебедем. Нет, просто пернатым. Пернатый! И пораженным в правах. Надеюсь, это понятно?»