Старый пёс

Квартира была, как и моя, трёхкомнатной. Я осмотрелся, машинально подмечая детали. Здесь жили скромно, но благополучно, здесь жила счастливая семья.

— Надо срочно поговорить, — сказал я Маркуше.

Из дальней комнаты выглянула девчонка лет пятнадцати.

— Папа, всё в порядке?

— Посиди, не высовывайся, — довольно резко ответил Маркуша. — Это ко мне. (Она исчезла.) Пройдёмте на кухню, Сергей… э-э…

— Михайлович.

— Сергей Михайлович. Обувь можно не снимать.

Я и не собирался, если честно. На кухне я, не спрашивая разрешения, сел за стол, — так, чтоб видеть и хозяина, и вход, — расстелил принесённую с собой клеёнку, одолженную у запасливого Бодало, и следом вытащил из полиэтиленового пакета оба тряпочных свёртка. Маркуша с изумлением следил за моими действиями.

— Ты уж извини, у меня напряг со временем. Я буду разговаривать с тобой и одновременно заниматься делом. Не возражаешь? (Он не возражал.) Тогда присядь, а то неловко как-то. (Он присел на край второго стула.) У тебя мобильник с собой?

— Д-да, — откликнулся он. — А что?

— Будь любезен, положи его на стол, чтоб я видел. И выключи.

— Жена может позвонить.

— Ничего с ней не случится, в отличие от… — Я специально замолчал, давая человеку возможность додумать варианты окончания фразы.

После чего размотал тряпки. Принадлежности для чистки оружия временно отложил в сторону и занялся пистолетом. Помимо тряпок, он был завёрнут в упаковочную бумагу, пропитанную парафином, под которой скрывался ещё один слой — уже специальной бумаги, пропитанной антикоррозийным составом. Этакая луковица, заложенная мной на длительное хранение. Я намеревался вскрыть её и проверить, в каком состоянии пребывает мой стальной малыш, и для этого мне срочно нужен был стол. Так что извини, Маркуша, кроме как у тебя, больше негде.

Я видел вытаращенные глаза хозяина квартиры и понимал его чувства.

Его страх.

Страх — это хорошо, это облегчает и ускоряет процесс.

— Что вам надо? — задал он банальный вопрос, взятый из всех криминальных фильмов разом.

— Только поговорить, — ответил я. — Пока.

— Что значит — пока?!! — взвился он.

Да ничего не значит, дорогой друг. Всего лишь универсальное словцо, применяемое едва ли не всеми операми, — в тех случаях, когда требуется вывести из равновесия психологически неустойчивого человека. Такого, как ты.

— Пока — это пока. Ты всё-таки присядь, Алесь. Мне нужно, чтобы ты рассказал, за что мой сын в двухтысячном году тебя избил. И не говори, что забыл, не поверю.

— А у него самого спросить вы не можете?

— Я спросил. Теперь хочу сравнить ваши ответы.

Пока я говорил, мои руки действовали самостоятельно; мои руки всё помнили, что и как делать: привычно извлекали магазин, проверяли патронник, отделяли затвор от рамки, возвращали спусковую скобу на место, снимали возвратную пружину, аккуратно раскладывая детали в ряд… Разборка и сборка занимают мало времени. Чистка — другое дело. Впрочем, поскольку оружие все эти годы не стреляло, то чистить и смазывать его, надеюсь, достаточно будет по облегчённому графику.

— Я плохо отозвался о его девушке, — доблестно соврал Маркуша.

— Не было у Марика тогда никакой девушки. Попытка не засчитана. Кстати, у твоей дочки уже есть парень?

— При чём здесь моя дочь?

— Не знаю, при чём, сам решай. На первый раз я тебя прощаю, но, если и дальше попробуешь вола крутить, пеняй на себя.

Я придирчиво осмотрел канал ствола, направив его на лампу. Потом — на собеседника. Тот сделал непроизвольное движение, чтобы уйти с линии огня, вроде бы даже хотел под стол нырнуть. Трусоват ты, братец Алесь. Я осмотрел ствол с другой стороны и переключился на остальные детали. Ржавчины не было видно, мало того, даже сыпи не было, ни следа. Состояние, близкое к идеальному. Какой я молодец. Пистолет, спрятанный мною в тайнике, был практически новым (ну, почти), и таковым, похоже, остался, что говорит о качестве укупорки и закладки.

Я раскрыл пенал, разложил рядом с деталями принадлежности для чистки и смазки. Ворох чистых тряпочек достал из кармана разгрузки (ими также снабдил меня Бодало, у которого в машине было даже больше запасов, чем когда-то в моей), после чего напомнил:

— Итак?

— Я рассказал ему о фотографиях, которые видел у Вики, а он не поверил. Побежал к ней. Она пошла в отказ…

— «В отказ» — так уголовники говорят.

— Почему уголовники? Все говорят.

— Ладно, может, я и тут отстал от жизни… Дальше?

— Я знал, где она их прячет. Пришёл, поймал момент, когда они в очередной раз с отцом собачились в его кабинете. Ну и переснял эти фотографии. Мог бы, кстати, спереть, но не стал. Потом показал ему.

— Ему — это Марселю?

— Да.

— А избил-то он тебя за что?

— Просто от злости. Он всегда был злой, ваш Марсель.

— И что за фотографии?

— А вы будто не знаете? — скривился Маркуша.

— Не знаю.