Если меня почему-либо не пустят, тогда вступает в силу план «Б», приводящий в конечном счёте к тому, что Арбуз будет вытащен из своей норы, а разговор с ним состоится где-нибудь в Подмосковье. (Искандер хищно щерился, внимая силовому варианту, и дал по ходу обсуждения пару крайне дельных советов.) Но об этом пока не думаем.
За то, что хозяин дома, говорила иллюминация в его окнах: горели все до единого на обоих этажах.
Разъехались. Каждый приступил к выполнению своего маневра.
Я подвалил к калитке возле ворот и набрал на селекторе номер квартиры. И калитка, и ворота открывались снаружи магнитным ключом, изнутри — кнопкой, отнесённой на некоторое расстояние. Перемахнуть на ту сторону и нажать на кнопку было нефиг делать, однако на меня глядела телекамера, а я играл роль приличного человека.
— К Владиславу Степановичу — ответил я на вопрос «к кому».
Таково было имя-отчество Арбуза. Истинное имя-отчество, а не то, под которым он сейчас обретался. Хотелось немедленно прополоскать рот и почистить зубы. Надеюсь, я произнёс это сочетание звуков в первый и последний раз.
— Передайте шефу, его желает видеть подполковник Ушаков, — ответил я на вопрос «вы кто».
Пауза длилась недолго. Мне показалось или я услышал в селекторе далёкий хохот? Голос лакея уточнил:
— Вы один?
— А ты посмотри в камеру, выгляни в окно. Один, как хрен в ширинке.
Опять хохот? Или чудится?
— Проходите.
Щелкнуло реле, замок открылся. Так просто!
По выложенной плиткой дорожке я дошёл до дома. Дверь подъезда уже открыл консьерж, встречая гостя:
— На второй двойной этаж, пожалуйста, — услужливо известил он меня. — Он же третий обычный, если считать, как все привыкли. Там уже ждут. Вы на лифте подниметесь или по лестнице?
Я ничего не сказал ему. Во-первых, куда идти — и сам знал, во-вторых, зачем говорить с человеком, которого ты через секунду придушил.
Не насмерть, конечно. Просто чтоб отключился. И сразу высунулся наружу, помахал рукой Искандеру, ждавшему в тени молодого клёна. Вдвоём мы быстро оттащили тело в каптёрку с диванчиком, связали, заклеили ему рот, а Искандер занял место павшего.
Теперь я мог быть спокоен за тылы.
На втором двойном (он же третий обычный) никто меня не ждал, дверь в квартиру Арбуза была закрыта. Я позвонил. С той стороны откликнулись:
— Чего припёрся, Полкан?
Ишь ты, помнит старая бандитская гвардия, как меня звали в их среде! Век сменился, тысячелетие накрылось медным тазом, а помнят! «Полкан» — вовсе не от офицерского звания (до которого я не дослужился), а от песьей клички. Наверное, думали, мне обидно. Вот вам — обидно! Работать охотничьим псом — уже почётно, а быть им — судьба и счастье.
— Ты ли это, Арбуз?
— Что, не похож?
— А ты личико открой, может, вспомню. Но голос какой-то поношенный.
— Чего надо, спрашиваю.
— Только перетереть кое-что.
— Забыл добавить «пока». Ну, говори, а то заскучаю.
— Если скучно, могу вытащить мобилу и позвонить одному оперу с Петровки, Брежнев его фамилия. Вот он с истинной страстью жаждет обкашлять с тобой одно нехорошее дельце. А я — так, вчера приехал, дай, думаю, старого знакомого навещу. Могу и уйти, мне спину таким очкодралам подставлять не стрёмно.
— За базаром-то всё-таки следи, — сказал Арбуз другим тоном. — Очкодрала нашёл… Знаю я, когда и зачем ты приехал, Полкан. Ждал — придешь, не придёшь. Веришь — хотел, чтоб пришёл. А Брежнев твой с такой же Петровки, как я с отряда космонавтов. Разные у тебя с ним хозяева.
— Да класть мне, что у Брежнева за хозяин. Главное, он срочно ищет, кто замочил Жору Винтика, и я ему шепну, у кого спросить.
Арбуз надолго замолчал. Я уж решил было — всё, контакт прерван, когда он переспросил тяжёлым голосом:
— Винтика замочили?
— А то сам не знаешь.
— Лепишь, мент.
— Скульптор лепит сиськи, дитё куличики. Мне зачем?
— Жора… — всхлипнул Арбуз. И вдруг крикнул: — Да гонишь ты дуру! По-чёрному…
— Есть фотографии трупа. Могу показать.
И дверь открылась…
Хозяин встретил меня в инвалидной коляске.
Одно это доставило бы мне радость. Человекообразная тварь, возглавлявшая карательную команду, которая убила моего сына и утащила жену на потеху Боссу, предварительно изнасиловав, эта тварь обязана была страдать. Я всё для этого сделал, устроив когда-то засаду в Новобутаково. Но, в придачу к коляске, ещё и фактура инвалида не подкачала, — так сказать, его экстерьер… Ну, праздник какой-то! Приятно было посмотреть, во что превратился борец-полутяж, кровь с молоком, являвший на излёте века образец жлоба-бугая! Молоко скисло, а кровь, по всему, в любой момент готова была свернуться, превратившись в трупные пятна, и мешала этому, видать, одна звериная воля к жизни.
Разве что морда осталась красной, фирменно арбузовской, хоть и расплылась изрядно. Ну и прикид, как водится, цвета хаки — футболка, штаны. Даже тапочки на босу ногу — и те хаки…
Секунду мы смотрели друг другу в глаза.
— Сильно сдал? — Он понял мой взгляд.
— Есть такое дело.
— Ты тоже не помолодел, мусорок.
— Не хочу мериться годами, здоровьем и… — Я запнулся. — И тому подобное.