Старый порядок и революция

Но к чему искать примеры за пределами Франции? Какому французу сегодня придет в голову писать сочинения, подобные книгам Дидро и Гельвеция? Кто захочет их читать? Да и кто знает хотя бы заглавия трудов сих писателей? Даже того неполного опыта, что мы обрели за 60 лет общественной жизни, нам хватило, чтобы испытывать отвращение к этой опасной литературе. Взгляните, как уважение к религии постепенно набирает силу в различных классах по мере того, как каждый из них обретает свой опыт в суровой школе Революции. Старое дворянство, бывшее до 89-го года самым неверующим сословием, после 93-го года превращается в самое набожное. Оно первым получило удар Революции и первым обратилось к вере. Когда же и буржуазия, в свою очередь, почувствовала себя уязвленной в самом своем триумфе, она также приблизилась к вере. Мало-помалу с появлением страха перед революциями уважение к религии распространилось повсюду, где люди терпели убытки от народных беспорядков, и неверие исчезло или, по крайней мере, отступило.

Совсем иначе обстояло дело при Старом порядке. Мы настолько утратили опыт участия в великих делах и так плохо понимали роль религии в управлении государством, что неверие прокралось даже в сердца тех, чьим самым настоятельным и непосредственным интересом было поддержание порядка в государстве и повиновения в народе. Эти люди не только восприняли безбожие, но и распространили его в низших слоях общества; в своей праздной жизни они превратили богохульство в своего рода развлечение.

Поскольку верующие хранили молчание, а голос возвышали лишь хулители веры, то случилось то, что с тех пор мы часто наблюдали в нашей стране и притом не только в области религии. Сохраняющие еще прежнюю веру люди опасались оказаться в одиночестве, оставаясь верными своими прежним убеждениям. И потому, боясь больше отчужденности, нежели заблуждения, они присоединились к толпе, не разделяя, однако ее образа мыслей. Таким образом, чувство отдельной части нации предстало общим мнением и в силу этого казалось непоколебимым даже тем, благодаря молчаливому согласию которых создалось это ложное впечатление.

Итак, в конце прошлого столетия все религиозные верования были дискредитированы, что, без сомнения, и оказало самое большое влияние на нашу Революцию и определило ее характер. Ничто иное не способствовало в такой мере приданию ее образу того ужасающего вида, какой нам хорошо известен.

Когда я пытаюсь выявить различные последствия, порожденные в ту пору безбожием во Франции, я прихожу к выводу, что к удивительным крайностям оно привело скорее смутой, внесенной в умы людей, нежели порчею их сердец или тем более развращенностью их нравов.

Покинув души людей, религия не оставила их, как это часто случается, пустыми и ослабленными. Они тотчас же оказались наполненными чувствами и идеями, занявшими на некоторое время место веры, не позволившими людям сразу опуститься.

Если свершившие Революцию французы и отличались в делах религии большим неверием, они по крайней мере были наделены одним замечательным чувством, которого нам недостает: они верили в себя. Они не сомневались в могуществе человека и в возможности усовершенствования человеческой природы; слава человека воодушевляла их, они верили в его добродетельность. В свою силу они вкладывали гордую уверенность, которая хотя и приводит часто к ошибкам, но без нее народ может быть только рабом. Люди не сомневались, что призваны изменить общество и возродить род человеческий. Эти чувства и страсти стали для них своего рода новой религией, некоторые последствия которой характерны и для обычных религий, в силу чего она смогла вырвать людей из сетей эгоизма, придала им героизма и стремления к самопожертвованию, а зачастую сделала их нечувствительными к мелочам, коими мы так дорожим.

Я много изучал историю и осмеливаюсь утверждать, что ни в одной из революций такая масса людей не проникалась столь искренним патриотизмом, бескорыстием и подлинным величием души. В ходе революции народ выказал свой основной порок, но он продемонстрировал и основное преимущество, присущее молодости, неопытности и великодушию.

Однако же безбожие обернулось для общества великим злом. В ходе большинства из свершившихся до сих пор революций люди, выступавшие против установленных законов, всегда уважали веру. И напротив, в большинстве революций религиозных отвергавшие веру не предпринимали одновременно никаких попыток изменить природу и порядок власти, уничтожить до основания государственный строй. Таким образом, во всех великих общественных потрясениях всегда существовала некий прочный и стабильный момент.