Старый рыцарь

— Мертв! — вскричала радостная толпа, получившая невероятное зрелище.

— Свинья выдавала себя за кабана — ново ли, нищее духом рядится в великое! — донесся до слуха Бельтреса крик какого-то басистого мужика из толпы простанородья.

«Жив», — не мог поверить самому себе Бельтрес, глядя на малую жертву, лежащую рядом.

— Что ж, суд свершился, — говорил серый сир, затягивая ремень на ноге Бельтреса туже — выше колена, — Воин сказал свое последнее слово. Сир Фолкмар теперь не чудовище, а Дамиан Бордовей — не рыцарь. Вы довольны?

— Я буду доволен, если ты не станешь докучать мне своими запретами и правилами, — проворочал бледный Бельтрес.

Потеря ноги, делавшей его скверным, казалось, ничуть не повлияла на его характер. Отсеченная конечность лежала тут же, прямо перед носом верховного, как нечто чужое и одновременно родное.

— Нога отсечена выше колена. Ваша подагра даже не подобралась к месту среза. Воин действовал наверняка, с большим заделом, — поджал тонкие ниточки губ Хардрок, — Врачеватель против отсечения мирных болезней. Подагра мирная болезнь. Нехорошо это. Миру — мир. Воину — воиново. Таковы правила.

— Аааа! — махнул рукой Бельтрес и Хардрок понял, что не хочет, чтобы он произносил это во второй раз, и третий тоже, — Твой Врачеватель ничего не смыслит. Отдай ногу. Она всё-таки ещё моя, надо сжечь, как полагается. И все же согреет погребальный костер сегодня мои кости.

Бельтрес смеялся, отбирая свое добро у лекаря, который хотел, наверняка, утащить ногу к себе в шатер. Ходили слухи, что он разрезал плоть и изучал ее, словно алхимик свои камни и зелья. Верховный прижимал ногу к груди, как ребенка, когда его начали обступать оторны и его помощники.

— Что ж, Великий Воин все же исцелил вас, — мрачно произнес Хардрок, возвысившись над Бельтресом и взглянув в его повеселевшие глаза, — Надеюсь, и вы исполните свои обещания, заведете тарелку к ложке и отныне будете добрее.

Глава 24 Долгая дорога

Солнце уже давно взошло над горизонтом, когда Фолкмар вывел Чемпиона с конюшни. На нем чернели вороненые доспехи, в благодарность королю. Ведь он был северянин, а северяне, как известно, носили вороненую сталь. Простую и без прикрас, такую Фолкмар и выбрал. Он мог бы попросить красивые узоры на груди, или, быть может, тонкую полоску золота на поясе, ведь в бой вступать ему вряд ли доведётся. Но черная сталь была прочнее, да и хвастаться Фолкмару было бы больше нечем, поэтому он решил оставить все, как есть. Ржавые доспехи с прорехой на груди помолодели, обещая ещё тридцать вёсен рыцарских скитаний, прежде чем они снова заржавеют. Этого было не избежать, как бы он их не берег: солнце будет нагревать сталь от рассвета до заката, влага смачивать, как только пойдет дождь или ему не удастся найти постель на ночь, трескучие морозы покроют их инеем, если Фолкмару доведётся покинуть теплые земли Теллостоса. Старик раздумывал, любит ли прохладу больше, чем удушливую жару. Он казался себе тощим в новых доспехах, но кости были благодарны за лёгкость.

На поясе болтался мешок серебряных монет. Там лежало ровно столько, сколько взял Отверженный — двенадцать. От золота Фолкмар отказался — он стар, в дороге могут повстречаться разные попутчики, и золото терять было бы обидней.

И всё-таки, как была щедра королева, а ее сердце пылало, словно солнце над горизонтом, которое сейчас слепило глаза. Фолкмар был искренне уверен, что его просьба исполнится.

Прошло больше двух недель, раны затянулись, турнир подходил к концу. В последней схватке южанин Дарлос Коньеро-младший выбил соперника из седла, сломав до этого пять копий. Говорили, это был славный бой. Дарлос одержал победу на турнире, потеряв один зуб. Наверняка, дед будет гордиться внуком, а отец только покачает головой. О таком-то барды точно сложат длинные баллады, хорошенько приукрасив, чтобы позлить северян.

Фолкмар вывел Чемпиона на дорогу, в одной ладони держа поводья, в другой — соломенную шляпу. На нее он потратил целый серебряник, под конец турнира торговцы драли звонкую монету уже без стеснения, особенно те, кто продавал горячие лепешки и вино. Без того и другого обойтись было никак нельзя, а столица находилась далеко. Все чаще на пути встречались трезвые солдаты, а, значит, скоро все отправятся домой. Фолкмар решил покинуть турнир до того, как вдогонку ему постучат копыта нежелательных попутчиков. Он хотел побыть один. Пора начинать привыкать к одиночеству, хоть бы и сейчас.

Прощаться ему было не с кем, разве что с Дугом, которого решил оставить при королевском замке. Но оставалась ещё шляпа, которую он обещал, и посвящение в рыцари. Этим утром он наконец-то извинится перед Ницелем и обретёт покой.

Мягкая солома блестела на солнце, заставляя переливаться золотом широкие края шляпы. Сточенный наполовину меч, вряд ли снова познающий бой, висел на боку Чемпиона. Бывалый во всяких передрягах, он больше подходил для посвящения, чем новый и невинный, не познавший крови и от которого Фолкмар отказался.