Старый Сантос и его потомки

И члены правления сошлись на том, что его следует отправить на учебу за счет артели. Пусть несколько лет поучится, получит диплом и вернется сюда.

Но бухгалтеру нашему это вовсе не понравилось. Он был польщен, что все к нему так душевно относятся и так им дорожат, но иждивенцем артели принципиально не станет! Никогда он еще не ел даровой хлеб и теперь не станет этого делать! Кроме всего, он умрет со скуки, если в его-то годы доведется сесть на несколько лет за студенческую скамью. И если уж дело идет о дипломе, то он сам кое-что придумает.

Попросив на несколько дней отпуск, он отправился, никому ничего не сказав, в Харьков и, выдержав экзамен на заочное отделение экономического института, вернулся домой и сразу погрузился в пауки. Трудно было ему расставаться с книгами — романами, стихами и повестями. Ночи напролет просиживал он над заданиями, учился.

Прошло три года вместо положенных пяти, и он привез диплом. И не обычный, а с отличием.

Симха Кушнир был на коне. Никто больше не смог упрекнуть его, что он работает без диплома. Он вернулся из Харькова, зашел к Перецу Мазуру, положил на стол новенький диплом и сказал:

— Ну вот, а ты беспокоился, Перец… Получай… И передай, пожалуйста, тем чиновникам-контролерам, чтобы они тебе больше не морочили голову. Им нужен диплом — покажи им его и еще передай: если они вздумают потребовать, чтобы я пошел учиться в академию, этого не будет. С меня хватит. Уже ученый!

Мазур смотрел на этого добродушного волевого человека, не представляя себе, как это ему удалось: и учиться, и работать, и написать дипломную работу, и защитить ее. С такими способностями человек мог бы ого как преуспеть, если бы не подводило здоровье.

При этом бухгалтере председатель себя чувствовал как за каменной стеной. В бухгалтерии был полный порядок, полная ясность… Сколько комиссий, сколько контролеров ни приезжало сюда, никто не мог придраться к бухгалтерским и отчетным делам. Хозяева соседних артелей завидовали, приходили к бухгалтеру за советами, за помощью, и он с удовольствием всем им помогал.

Однако не подумайте, что между бухгалтером и председателем царила тишь и гладь. Отнюдь нет!

Бывало, они отчаянно ссорились. Перец Мазур по природе своей был человек горячий и очень вспыльчивый. Бывали такие моменты, когда председатель, разозлясь на бухгалтера, который отказывался ему подчиниться или что-то подписать, швырял на стол печать и кричал:

— Что ж, если ты, Симха Кушнир, здесь более моего хозяин, то вот тебе мои причиндалы, а там у крыльца стоит моя лошадь. Возьми садись и сам командуй хозяйством!

— Ну, это ты уже слишком, — спокойно отвечал Симха Кушнир, уловив момент, когда злость оставляла председателя и он истрачивал весь свой порох. — Мы оба отвечаем за артельное хозяйство. И обоих ждет одна и та же кара, если отклонимся от закона… — Он неторопливо достает из шкафа пожелтевшую директиву и доказывает, что Перец Мазур не прав.

Председатель теряет весь свой пыл, дар речи, разводит руками, и на мужественном, загорелом его лице появляется смущенная улыбка.

— Ах ты ж разбойник! — обнимает Кушнира Мазур. — Так ты же истый мудрец, Симха! А ведь я начисто позабыл об этой инструкции. Красиво бы я выглядел, если б не посоветовался с тобою.

— Вот видишь, начальник! Запомни: когда тебе хочется покричать на кого-нибудь, прикуси язык и подумай прежде хорошенько. Не забудь, что у меня отличная память и вообще нюх относительно всяких директив и инструкций… Не забудь, что в свою работу я вкладываю душу. А коли так, то прошу тебя — не швыряй в меня круглую печать и не предлагай мне свою лошадь. С меня хватает мороки и без тебя. Сядь в мое седло, тогда поймешь, что мне не легче, чем тебе.

То, что в бухгалтерии заведен железный порядок, где каждая копейка на учете, не так-то легко далось бухгалтеру и его помощникам. Добрый-то он добрый, и у пего отзывчивое сердце, но если со стороны своих помощников он обнаружит какую-нибудь оплошность, или неточность, или, чего доброго, злонамеренность, то готов такого человека растерзать. «Если тебе, — говорит он, — доверили люди, то будь честен, порядочен и трудись на совесть. Ты сидишь тут в тепле, а люди на винограднике, в подвалах, на поле терпят много лишений, трудятся в поте лица. У нас должен быть железный учет и порядок. Каждый человек может быть спокоен и уверен, что его труд не пропадет даром. И вообще, если тебе что-то поручено, ты это должен сделать как человек, а не как холодный портач. Совесть. Вот что главное!»

И он вправду вложил душу в работу, все свои молодые годы отдал ей. Не успел пожить как следует, не успел оглядеться, как голова поседела и спина согнулась. Весь свой век он до того был погружен в свои дела, что так и не женился, не обзавелся семьей. Остался бобылем.

Вся его маленькая квартирка завалена была книгами, но там он редко бывал. И теперь, когда стал знаменитым на всю округу финансистом, все равно днюет и ночует в бухгалтерии.