Старый Сантос и его потомки

Мазур швырнул в сторону погасший окурок, помог другу подняться, и они направились к своим.

Спустя несколько минут все уже были на ногах и смотрели в ту сторону, где полыхали пожары. Им нечего было объяснять. Все и так было ясно.

Гробовое молчание стояло над сбившейся в кучу толпой. Все понимали: нужно как можно скорее добраться домой. Но там ведь уже все разбито, разрушено. Там, должно быть, уже хозяйничают немцы. Куда же идти, куда деваться? Из огня да в полымя?

Петро Гатчинский, преодолевая волнение, рассказал, что он увидел на окраине города. В это время смолк вдали грохот орудий. Люди насторожились. Может, что-то изменилось, может, остановили врага и нужно все же двигаться дальше?

Леся Матяш подошла к председателю и решительно сказала:

— Мне кажется, что полями и балками мы сможем добраться до следующей станции и там сесть на поезд…

— Леся права! — крикнула Рута Сантос. — Надо пробиваться к своим. В Ружице и Лукашивке, наверное, уже немцы. Возможно, перешли через Днестр… Бессмысленно возвращаться домой… Я ни за что не вернусь назад!

— И я!.. И я тоже!.. Я не пойду! — послышались взволнованные голоса с разных сторон. — Что же вы нас, хозяева, притащили сюда, чтобы мы выбились из сил, а теперь тянете назад к развалинам, к пепелищам?

— И я думаю, что некуда возвращаться… — вмешался Данило Савчук. — Не будет нам житья. Там, где фашисты, жить мы не можем!.. Надо гнать скот дальше, может, бог даст, и вырвемся из этого ада…

— Зачем так говорить? — прервала его Ксения Матяш. — Если умереть, то лучше на своей земле… И никуда мы не пойдем. Повернули! Иначе фашисты перебьют пас, как кроликов…

— Только домой! Дети не могут больше мучиться… Все уже выбились из сил, пропадут от жары и жажды!..

— А вы не видите, что лошади и скот уже падают?.. Женщины зашумели, поднялся невообразимый галдеж. Подобно туману дымился зной. Сколько времени прошло, никто не знал. Невозможно было утихомирить людей.

Вдруг все замолчали, притихли. Высоко в небе завыли тяжелые бомбовозы. Спустя несколько минут земля вздрогнула от разрывов бомб. В той стороне, куда собирались двигаться, поднялись огромные клубы дыма, пламени.

— Ну вот, — сказал Симха Кушнир, — начинается… Как же нам туда идти? Черту на рога? Может, в самом деле повернуть дышло?..

— Конечно, домой, только домой! И чем быстрее, тем лучше!..

Споры незаметно оборвались. Глядя в ту сторону, где все горело и куда лежал путь к ближайшей станции, люди пришли к единственному выводу: необходимо немедленно поворачивать домой.

Необычно быстро ездовые запрягли лошадей, пастухи подняли и выгнали на дорогу скот. Все словно сбросили с себя усталость. Опасность и страх подгоняли, как бы придавая сил. И вскоре по пыльной полевой дороге, извивающейся вдоль леса, вытянулась колонна. Неизвестно, откуда взялись силы, но в обратный путь шли куда быстрее. И старый бондарь, поравнявшись со своим другом Данилой Савчуком, сказал, пряча горькую усмешку:

— Видал, Данило, когда конь чует запах стойла, он бежит быстрее… Так и с нашими людьми…

— Может, бог даст, доберемся до своего стойла… — угрюмо ответил старший пастух, дымя цигаркой. — Все же у себя дома — это но посреди поля… И умереть там веселее, чем здесь…

— Ты что, сдурел?! — сердито уставился на него бондарь. — Ты чего это о смерти?.. Жить надо, а фашистская гадина найдет себе могилу не здесь, то в другом месте…

* * *

Солнце уже было в зените, жара стояла невообразимая, когда необычная колонна спустилась в глубокую балку, где поблескивало небольшое озерко.

Этот укромный уголок казался именно таким местом, где можно отдохнуть, собраться с силами и затем двигаться дальше, к оставленным жилищам. Покоя жаждали все. Не успели задние подводы расположиться на отдых, как вдруг поблизости послышался шум грузовиков. На проселочной дороге взвились густые облака пыли. Люди насторожились, глядя в ту сторону и не представляя себе, что это значит, откуда здесь взялись машины. Это были длинные, с высокими бортами грузовики, выкрашенные в мышиный цвет, крытые брезентом.

Все поднялись со своих мест.

Грузовики остановились. Из кузова передней машины выскочили несколько автоматчиков. Они были без пилоток, с расстегнутыми воротниками. Рукава засучены. Солдаты постояли на дороге, окинув брезгливым взглядом запыленных, обросших и измученных людей, о чем-то поговорили между собой. Затем выстроились цепочкой, держа наизготове автоматы, словно собирались вот-вот двинуться в атаку на безоружных людей.

Из кабины грузовика выполз длинный сутулый офицер в каске и очках; он выпрямился, шумно зевнул и пренебрежительно смерил толпу, сбившуюся возле подвод.

— Откуда и куда, русише швайн?! — пробасил он, закурив сигару. — Куда едете?.. — повторил на корявом русском языке. — Что, смерть ищет?

Все молчали. Никто не искал смерти. Никто себя не чувствовал швайном.

Он двумя пальцами поправил рыжеватые усы, подошел ближе к испуганным людям, всматриваясь в их напряженные лица.

— Немецкий официр не любит пофторят два раз ферфлюхте швайн!.. Немецкий официр дольжен знать, куда ехаль публика…