Старый Тогур

Было девять часов вечера, когда Паша выгнал свой старенький Урал, скидал в него сети, невод и другие снасти. И только тут он заметил, что сегодняшний закат был таким же, как и в последний их вечер на покосе.

Солнце красное, точно жерло вулкана, готовое спалить все живое на своем пути; поглотить эту первозданную природную сущность вместе с полями, реками, деревнями и людьми; решившее погрузить этот мир в вечный хаос. Паше показалось, что оно смеётся, глядя ему в лицо. И он ответил:

— Нет, не думай, я тебе не дамся, не на того напали. Говори, не говори, а все будет в порядке. Ты ошибаешься, слышишь, ошибаешься!- он погрозил солнцу кулаком, и, не медля ни секунды, вскочил за руль мотоцикла и резко тронулся с места.

Матвей Митрохин уже с полчаса сидел на крыльце и смотрел на закат. Воспоминания о брате нахлынули почти сразу. Он вспомнил, что он точно так же сидел на крыльце и курил после дождя, разговаривая сам с собой. Из дома постоянно выходила Агафья и что-то говорила, но что он не мог вспомнить, зато очень четко помнил звук выезжающего из соседнего гаража мотоцикла. Вот и сейчас… Матвей опомнился, мотоцикл выезжал не в воспоминаниях, а прямо сейчас. «Интересно куда это собрался Паша», — подумал Матвей. И страшная догадка, возникшая у него в голове, заставила его моментально сорваться с места и выбежать на дорогу как раз вовремя.

— Стой!- закричал Матвей и бросился перед мотоциклом. Пашка резко вывернул руль вправо, и Урал врезался в забор.

— Цел?- спросил, подбежав, Матвей

— Кажется цел!- негодовал Паша- Зачем ты выбежал на дорогу!

— Ты куда поехал?- исподлобья спросил Матвей.

— На рыбалку.

— Точно? Паша, я ведь чую, что ты врешь.

— Точно.

— Я прошу тебя,- Матвей взял его за плечо,- пожалуйста, ради всего святого, только не лезь в это чертово озеро, не надо. Ты же видишь этот кровавый закат.

— Ну и что?- усмехнулся Паша,- Это просто закат и ничего более. Да я миллион таких видел и ничего, живой.

— Мальчишка, да это сама природа тебя предупреждает. Не веди себя, как твой отец, он вот так же точно меня не послушал и погиб.

— Это был несчастный случай.

— Но его можно было предотвратить.

— Отойди от меня!- не выдержал Пашка,- отойди!- кричал он,- не полезу я в это чертово озеро! Не полезу!

Матвей не отпускал.

— Отпусти дядька, я должен наловить сегодня рыбы,- почти прохрипел Паша и обхватил голову руками. Матвей снял его с мотоцикла и довел до калитки. Но тут Пашка вырвался, завел мотоцикл и дал ходу прочь из деревни.

Стоял горячий август…

Это было абсолютное раздвоение личности. Одна его половина говорила за то, что нужно остаться дома, что как ни старайся утенка уже не найдешь, что это очень опасно. А другая, противореча ей яро, даже кипя, напротив шептала: «Ты отец, ты должен это сделать». Одна половина говорила: «Ты идешь туда только ради денег», в ответ же возникало: «Нет, ради сына». И противоречие это все больше и больше захватывало его душу, разгоралось и усиливалось. Он несся вперед на мотоцикле, то и дело виляя на нем то влево, то вправо. И душа его срывалась то в одну сторону то в другую, обгоняя мысли. Он не отдавал себе отчета в том, что он только прикрывается сыном, прикрывается поводом поехать за деньгами, пусть аморфными, но такими манящими и притягивающими. Он не отдавал себе отчета в том, что он просто поддался этой вечной людской страсти, и потому допустил это противоречие внутри, эту борьбу истинных и ложных желаний.

«Истинные» желания все же победили, глаза налились кровью, и он прибавил газ. Он несся вперед, разрывая природный покой ревом человеческого мотоцикла.

Что происходило дальше, было для Паши как в тумане, мозг отключился, а тело делало свое дело — шло вперед. Уже когда солнце село он спустил лодку на воду и увел мотоцикл в лес на берегу. Ноги скользили и тонули в мягкой речной тине. Тонул и падал. Падал и тонул в этой серо-зеленой жиже. Наконец, весь перемазавшись, он вернулся на берег, снял веревку с корня валявшегося дерева, сел в лодку, завел мотор и отчалил, уносимый теченьем Кети в сторону Верхнего. Всю ночь он боролся с кетскими водами, и не покладая сил, вел судно вперед в неизвестность. В пять утра Паша, наконец, причалил. Он выбрался на берег, кое-как по скользкой траве забрался на яр и привязал посудину к корню. Потом вернулся, достал резиновую лодку, накачал ее, взял невод и веревку и пошел к озеру.

Было не по-утреннему тихо, как-то по-особому, точно все вокруг повымерло от одного только появления здесь человека, но нет, в этот раз была виновата сама природа. Всюду пепел и чернота, мертвая, вечная чернота, чернота без компромиссов — первозданный хаос. Никто и ничто не могло выжить здесь, и потому Паша бегом побежал к озеру, бросил лодку на воду и выгребся туда, где должен был лежать этот чертов камень.

Итолько здесь он, наконец, остановился: «Зачем я это делаю? Кому, что хочу доказать? Надо бросать все и бежать, бежать прочь отсюда». Но остановка эта была лишь мгновением, и он снова окунулся в безумие.