Как-то все на той же желтой «копейке», впрочем, другого транспорта у нас и не было, мы приехали выступать в некое заведение. Ни клубом, ни рестораном назвать его было нельзя даже с большой натяжкой. Скорее это была большая столовая. Но 50 долларов обещанного гонорара – это всегда 50 долларов, кто бы что ни говорил!
От кого было приглашение, по какому случаю, я, разумеется, не помню, да и не в этом суть. Большой просторный зал, незамысловатая мебель, небольшая сцена, микрофон, какие-то колонки. У Стаса была гитара, и мы считали, что этого более чем достаточно. Повод, по которому нас позвали, нас не интересовал, как, впрочем, и приглашающую сторону тоже. Собственно, эту сторону я и не особо помню.
Мы пришли, расчехлили гитару, включили микрофон, и шоу началось. В углу сидела большая компания крепких хлопцев в спортивных костюмах, кроссовках и с поломанными носами. Они пили водку, закусывали, шутили и ржали как полковые кони. Стас начал свое выступление, а я, с опаской поглядывая на игру мышц под спортивными костюмами, мысленно торопил время, уж больно не внушала мне эта компания доверия. Напомню, что на дворе стояли лихие девяностые, когда сначала стреляли, а потом разбирались, можно ли было без этого обойтись.
Чем больше горячительного перемещалось со стола в могучие туловища, тем больше меня охватывала тревога, но гонорар надо было отрабатывать, и я продолжал нервно топтаться, мысленно подгоняя время. Стараясь слиться с невзрачным интерьером и не привлекать к себе внимания, я нервно поглядывал на часы. Где-то вдали уже было замаячила хрупкая надежда, что все обойдется и мы вернемся домой целые и невредимые. Но не тут-то было! Закончив очередную песню, Стас обратился непосредственно к разудалой компании с категорическим требованием прекратить пить и есть, когда он выступает. Он, мол, поет о серьезных вещах и надо слушать, а не жрать в три горла! После этой тирады у меня что-то оборвалось внутри и полетело в бездну, руки стали холодными и липкими, и весь накопленный к тому времени жизненный опыт говорил о том, что плакали наши 50 долларов, да что там доллары, целостность наших организмов стала вызывать у меня большие сомнения! Из скаковой лошади я как-то сразу превратился в старого понурого ослика.
Изумление компании в адидасовских костюмах было настолько велико, так как происходящее не укладывалось в рамки их представления о сущности бытия, что они замерли с разинутыми ртами и лишенными всякой осмысленности лицами. Не в состоянии поверить, что все это происходит наяву, а не является галлюциногенными последствиями алкогольных и всяких других излишеств, они тщетно пытались понять, не сон ли это. Возможно, возникшая пауза и спасла нам жизнь.
Как ни в чем не бывало Михайлов поблагодарил за тишину и продолжил выступление. Расчехлять пулеметы надо было сразу, а так через паузу да еще во время пения это выглядело бы как-то несолидно. Возникшая заминка и, как следствие, тишина все же привели к тому, что ребята, переваривая неслыханную дерзость, как-то само собой стали слушать, о чем пел Стас. Постепенно некая разумность хоть и не окончательно, но все же вернулась на их лица, появилась некая заинтересованность, что же он споет дальше, и кончилось все аплодисментами и ободряющими восклицаниями!
Что-то оборвавшееся в моем животе и улетевшее в бездну бодро и радостно вернулось на место, руки подсохли, да и получение 50 долларов стало казаться не таким уж несбыточным предприятием. Понурый ослик опять превратился в скаковую лошадь. Я почти успокоился относительно перспектив уехать с намятыми боками и уже без особых напряжений дослушал выступление.
Получив заветный полтинник, мы с чувством глубокого удовлетворения отправились домой. В дальнейшем я много раз имел возможность наблюдать удивительную способность Стаса «брать» любую аудиторию, поднимать самый тугой зал – от простого тысячника до стадиона. Но с тех самых пор Стас не любит выступать в местах, куда люди приходят кушать, а не слушать. На эту тему есть еще один весьма показательный случай.
Как-то ему предложили попеть в ресторане, где обычно обедают всякие банкиры, владельцы нефтяных скважин и валютных притонов, чиновники и депутаты и прочие граждане, кому нечего больше желать. Шанс небольшой, но, может, кто заметит, проникнется и поможет донести творчество до широких масс, пожертвовав совершенно незначительной в их понимании суммой, но совершенно неподъемной для простого труженика.