Он очень любил сестру. Ее широкое лицо, с неправильными чертами и немного восточным разрезом глаз, он находил довольно интересным. К такому лицу подошел бы небольшой тонкий носик, а у Жоки он был длинным и узким. Его форму сестра унаследовала от матери, у которой было красивое чувственное лицо, а остальное — лоб, глаза — от отца. Лицо матери, даже когда она выглядела очень усталой, не теряло своего изящества, а лицо отца, даже когда оно не казалось таким расплывшимся, как сейчас, оставалось по-крестьянски грубым. Особенно нравились Эндре глаза Жоки, которые в зависимости от ее настроения приобретали различные цветовые оттенки. Однако, когда она вредничала или злилась, ее глаза метали молнии, а лицо становилось некрасивым.
С детских лет Жока считала старшего брата своим опекуном и защитником. Ее привязанность к Эндре была просто-таки поразительной. Каждое слово брата являлось для нее законом. Что бы ни говорили ей мать или отец, она поступала так, как советовал брат. Правда, Эндре оказался на редкость хорошим братом. Что бы ни получал он в подарок, он всегда делился с Жокой и своей радостью, и правом владения подарком. По сути дела, Эндре воспитывал Жоку, Позднее, когда оба подросли, у них появились свои детские секреты, а между ними самими возникло исключительное доверие и согласие. Они всегда самоотверженно защищали друг друга перед родителями, вместе обсуждали волновавшие их проблемы.
Родители, сверх головы занятые различной общественной работой, в течение недели виделись с детьми всего по нескольку минут в день. За ними присматривала двоюродная сестра Варьяша — тетушка Юли. Работящая и простая, она была моложе Варьяша. В сорок пятом году она приехала к ним в Будапешт из села Цибакхаза, да так и осталась. В детстве она вывихнула бедро и с тех пор ходила какой-то странной, утиной походкой. Поэтому, наверное, и замуж не вышла. Слыла она очень религиозной, хотя тщательно скрывала от окружающих свою веру в бога. Она неплохо разбиралась в изменившейся обстановке, но, не желая доставлять неприятностей своему любимому брату, никогда не вмешивалась ни в его дела, ни в его жизнь. Позднее, когда Варьяш стал известным писателем и они получили виллу в районе Пашарета, тетушка Юли превратилась в экономку и повариху одновременно, благо ей уже не надо было заниматься уборкой.
Лет с восьми-девяти Эндре начал знакомиться, как говорят, на ощупь с окружавшим его миром. У него накопилось множество вопросов, на которые он ждал ответов, но не получал их даже от отца, так как времени, которое тот проводил с детьми обычно по воскресным утрам, для серьезных бесед с сыном было явно недостаточно. Именно в это время семья собиралась вместе. Отец старался быть терпеливым, но его ответы не удовлетворяли любознательного мальчика. И тогда он сам, подобно трудолюбивой пчелке, начал искать эти ответы, а затем делился открытиями с младшей сестрой.
Вскоре Эндре научился читать. Без разбора он буквально проглатывал одну книгу за другой, так что к десяти годам в его голове образовалась полная неразбериха. Однако один отец считал мысли Эндре хаотичными, тетушка Юли и Жока воспринимали все иначе. Обе с восторгом и удивлением внимали умному мальчугану, который мгновенно находил ответ на любой их вопрос. Правилен он был или нет — это их мало волновало. Восхищение братом продолжалось у Жоки даже тогда, когда наметился разлад между Эндре и отцом. Она без колебаний встала на сторону брата. Потом выяснилось, что они оба не любят отца. Жока поняла это в шестнадцать лет, Эндре — гораздо раньше. Это был единственный секрет, которым он не поделился с сестрой. Он сознался в этом как-то мимоходом, когда однажды заметил, что и она недолюбливает отца.
Как-то накануне отъезда родителей Жока сказала:
— Никак не дождусь, когда мы наконец останемся одни.
— Я тоже.
— И ты не любишь отца?
— Не люблю. Но ты все-таки люби его. У меня-то для этого есть причины.
— У меня тоже.
— А сейчас оставь меня в покое, мне нужно заниматься.
Он готовился к экзаменам на аттестат зрелости, но в действительности это был только предлог: ему не хотелось объяснять сестре причины своих разногласий с отцом. В тот раз их родители в составе делегации деятелей венгерской культуры уезжали в Париж. В момент прощания отец даже прослезился, а у Эндре возникла мысль, что собственные чувства обманули его, что неприязнь к отцу временна и скоро между ними восстановятся прежние задушевные отношения. Но мысль эта появилась лишь на мгновение. Эндре знал, что уже никогда не вернется к нему восторженная детская любовь к отцу, не вернется хотя бы потому, что он уже не ребенок, а все то, что он узнал об отце за эти годы, словно стена отделило их друг от друга, и общаться через нее становилось все труднее.