Стать Джоанной Морриган

Миссис Форсайт – наша кошмарная соседка, живущая через дорогу. Грозная женщина с солдафонскими замашками и перманентной завивкой. Она была первой на нашей улице, кто сумел выкупить муниципальный дом в собственность, и первым делом закатала в асфальт весь палисадник – очень жаль, потому что там рос замечательный куст малины, с которого мы воровали ягоды.

Папа полностью прав. Миссис Форсайт точно взбесится, если мы будем изо дня в день ходить к ней и выпрашивать свежую выпечку и туалетную бумагу.

– Понимаешь, в чем дело, Джоанна, никто не хочет ходить в магазин за едой и наблюдать по дороге толпы рыдающих одноглазых сироток. Неприятное зрелище, согласись. Бедняки были всегда. Социальное государство решило эту проблему, учредив выплаты малоимущим. Никаких больше замерзших до смерти детишек на пороге бакалейной лавки. Жить стало повеселее. Ты же читала Диккенса, да?

– Я видела диснеевскую «Рождественскую историю Микки», – неуверенно говорю я.

– Ага. Ну вот, – говорит он. – Общество постановило, что будет правильным отдать бедным самую большую индейку в витрине у мясника. Так поступают приличные люди. И я получу положенную мне индейку.

Пока папу осматривают в смотровом кабинете, я сижу в приемной, разглядываю всех присутствующих мужиков и пытаюсь решить: а) на кого из знаменитостей они похожи, и б) занялась бы я с ними сексом.

Для меня вопрос потери девственности гораздо важнее, чем вулверхэмптонский промышленный спад. Проблема требует безотлагательного решения: неудовлетворенный подросток – горе в семье. Я вбила себе в голову, что мне нужно впервые заняться сексом непременно до совершеннолетия. Мне кажется, если дождаться совершеннолетия, это будет немножко мухлеж. Каждый может заняться сексом в шестнадцать лет. А ты попробуй в четырнадцать, когда из парней ты общаешься только с родными братьями и носишь мамин лифчик. Даже НАСА не возьмется за эту задачу.

Я провожу свой «секс-тест» на мужчинах в приемной. Мужчина в фуфайке, похожий на Норма из «Веселой компании», – нет. Мужчина в туфлях с кисточками, вылитый принц Чарльз, только как бы слепленный из ветчины, – нет. Мужчина с волосами в носу, один в один «Человек из ниоткуда» из битловской песни, – нет.

Я насчитала пятерых клонов Фредди Меркьюри. В 1990 году в Вулверхэмптоне усы и кожаная куртка все еще обозначали явную гетеросексуальность. Я не стала бы заниматься сексом ни с одним из них. Ну, может и стала бы, если по правде. Если они очень попросят. Но это вряд ли.

Сегодня, как и во все остальные дни, я лягу спать толстой целкой, которая пишет дневник в виде воображаемых писем сексапильному Гилберту Блайту из «Энн с фермы «Зеленые крыши».

Я по-прежнему думаю о Гилберте, когда – в тот же день, но уже ближе к вечеру, – вывожу на прогулку собаку. Бьянка – нервная немецкая овчарка, которая, в отличие от предыдущей собаки, не выносит, когда ее наряжают в детскую одежду или когда ей на спину сажают мягкие игрушки в качестве маленьких плюшевых всадников, но я все равно ее очень люблю.

– Мы с тобой как две сестры, да? – говорю я Бьянке, когда мы идем по Мартен-роуд.

Во многих романах девятнадцатого века молодые женщины заводят диких животных – волка, или лисицу, или пустельгу, – с которыми у них устанавливается душевная связь.

Мы переходим через дорогу, и я беседую с Бьянкой, как обычно, в уме.

«Я прямо жду не дождусь, когда мы переедем в Лондон, – говорю я Бьянке, которая присела в канаве, чтобы сделать свои дела. Я отворачиваюсь, чтобы ее не смущать. Мне кажется, она очень стеснительная собака. – Как только мы переедем в Лондон, я сразу начну быть собой».

Правда, я пока не представляю, что это значит. Для той себя, кем мне хочется быть, еще не придумали слова. Я не знаю, к чему мне стремиться. Ту себя, кем мне хочется быть, еще даже не изобрели.

Разумеется, какие-то мысли у меня уже есть. В первую очередь я хочу переехать в Лондон, и чтобы все от меня обалдели. Я представляю, что Лондон – это такая большая комната, куда я войду, распахнув дверь, и весь город воскликнет: «ВОТ ЭТО ДА! ЧЕРТ ВОЗЬМИ! ВЫ ПОСМОТРИТЕ, КТО К НАМ ПРИШЕЛ!» – как Сид Джеймс в «Так держать». Вот чего я хочу. Я хочу, чтобы все – мужчины, женщины, Минотавры – я много читала по греческой мифологии и беру все, что есть, – сразу же захотели заняться со мной зажигательным сексом, так сексуально, как только возможно. Секс. Вот моя самая насущная забота. Мои гормоны неистовствуют, как пожар в зоопарке. Мандрил с полыхающей головой отпирает клетки других животных и вопит: «БОЖЕ, Я В ПАНИКЕ!» У меня чрезвычайная секс-ситуация. Я мастурбирую, стирая руки до костей.

Но с другой стороны, безотносительно гениталий, я хочу быть… человеком достойным. Одухотворенным. Хочу посвятить себя великой цели. Хочу быть сопричастной. Хочу ринуться в бой, словно армия, состоящая из одной женщины. Одной меня. Когда я найду, во что верить, я поверю сильнее, чем кто бы то ни было верил во что бы то ни было за всю историю человечества. Я буду истово верующей.