Стать Джоанной Морриган

– Я не знала, что вам платят пособие, – повторила она. – Дэннис был ранен во время войны. Пулевое ранение в ногу, очень серьезное. Но он не требовал от государства пособие по инвалидности.

Выходит, Дэннис снова меня подставил. Уже второй раз. Этот долбаный призрак с ушами, как два кусочка бекона, – мой заклятый враг.

– Я видела, как твой папа чинил машину, – сказала она. – Буквально сегодня утром! Как-то он был не похож на инвалида. Я даже не знала, – повторила она в третий и последний раз, – что вам платят пособие по инвалидности.

И вот я сижу на траве и кусаю колени. Я знаю, что будет дальше. Папа нам тысячу раз говорил, что бывает, когда ты ляпнешь что-то не то не тому человеку. Вайолет позвонит в Центр социальной защиты и доведет до их сведения, что она видела, как мой папа чинит машину, – в один из его хороших дней! в один из редких хороших дней! – и что он вполне дееспособен и может устроиться на работу. Будет задержка на две недели – бумажная волокита, – а затем кто-то придет к нам домой или пришлет письмо, а потом… Я не знаю, что будет потом. Что происходит, когда у семьи отбирают пособие? Это великое неизвестное.

Я лихорадочно перебираю в уме всевозможные варианты для исправления ситуации. Из подходящих есть только один.

«Дорогой Бог Иисус, – быстро произношу я про себя, подходя к дому. – Да, в последнее время я в тебя совсем не верю, но надеюсь, что ты не обидишься. Как ты, наверное, уже знаешь – если принять во внимание твою систему слежения, которая наверняка всеобъемлющая и продвинутая, – у нас тут проблемы, и я хочу предложить тебе сделку. Если ты сделаешь так, чтобы у нас не отобрали пособие, я… я…» – Тут я делаю паузу, пытаясь придумать что-то достойное, что можно было бы предложить Господу Богу.

Список достаточно жалкий. Я не могу пожертвовать деньги церкви. По причине отсутствия денег. У меня нет детей, чтобы их покрестить. Что еще может порадовать Иисуса? Я могла бы уйти в монастырь, но, насколько я знаю, в Вулверхэмптоне нет женских монастырей. И вообще никаких. Разве что странное, обнесенное высоченным забором архитектурное сооружение за «Аргосом», куда постоянно привозят мясо – на грузовике, – это и есть монастырь.

В полном отчаянии я наконец предлагаю Иисусу кое-что, что в моем понимании максимально приближено к праведной жизни Христовой невесты:

«Иисус. Если ты нам поможешь – если ты полностью разберешься с этим вопросом, – я обещаю не мастурбировать целых шесть месяцев».

Я считаю в уме. Шесть месяцев это… это… это одна двадцать восьмая часть моей жизни.

«Месяц, – быстро поправляюсь я. – Да, месяц точно. Я не буду трогать себя целый месяц. Даже когда принимаю ванну. Даже после того, как посмотрю на тот снимок в «Каталоге всей Земли», где двое хиппи занимаются оральным сексом, и видно, как он засовывает в нее пальцы. Это будет моя священная жертва тебе, Господи».

Мы все воспитаны убежденными атеистами, но я уверена, что Иисус точно не одобряет детскую мастурбацию. Значит, ему понравится мое предложение. Для него это выгодное соглашение. Он определенно останется в выигрыше.

«Сейчас я скажу «Аминь». И мы с тобой договорились. У нас уговор. Ты проследишь, чтобы все было нормально. Вайолет на нас не настучит. Аминь».

3

Только не думайте, что меня не пугала крайняя нищета. И вообще не думайте обо мне плохо, когда я скажу, что выдержала девять дней. Девять дней без самоудовлетворения.

Позвольте, я поясню: это были ужасные девять дней. Девять дней разрушительной битвы с сексуальной неудовлетворенностью, временами граничащей с настоящей физической болью.

В четырнадцать лет я впервые знакомилась с собственной сексуальностью. Это было первое беспредельное удовольствие, которое мне довелось испытать. Еда съедается, книжки заканчиваются, грампластинки стираются, одежда разваливается на части, телевидение работает только до часу ночи, но мастурбация никогда не подводит: закрываешься в комнате и кончаешь снова и снова, думая о ком угодно – без остановки, лишь с перерывами на освежающий сон и небольшой перекус для поддержания сил.

Буквально на долю секунды ты исчезаешь из этого мира и улетаешь куда-то за пределы пространства, времени и мысли. Вне отсчета часов, выше солнца, до появления слов. Где нет ничего, кроме белого света и чистой радости. Даже то, что я люблю больше всего на свете – Рик Мейолл в роли лорда Флэшхарта в «Блэкаддере», – не сравнится с этой секундой, когда исчезает гложущий тебя голод.

Сперва моим верным союзником в этом деле была обычная щетка для волос. Днем я ею причесывалась – пока не обрезала челку кухонными ножницами. А по ночам ее ручка превращалась в инструмент для безотказного и нескончаемого сексуального удовольствия для отдельно взятой меня. В этом смысле она была как Брюс Уэйн и Бэтмен. Брюс Мастурбатор. Многозадачность. Две разные жизни внутри одной вещи. Скрытность и маскировка. О, дивная старая щетка. И Готэм никогда не узнает.