Стать Джоанной Морриган

3. Изображай деловитого журналиста. Настоящий журналист всегда на работе. У человеческого бытия выходных не бывает – материал собирается круглосуточно, семь дней в неделю. Я сижу в уголке со своим верным блокнотом и записываю все поразительные наблюдения, которые только приходят в голову. Когда спустя много лет я найду этот блокнот, там будет рисунок: кошка в шляпе-цилиндре. И номер моего сберегательного счета – я пыталась запомнить его наизусть, – и отчаянный вопль на отдельной странице: «Вот бы Крисси был здесь!»

4. Разговаривай с незнакомцами! «Вы не подскажете, где туалет?» – «Да, конечно – вон там». – «О, спасибо». Я рада, что произвожу впечатление человека, у которого можно спросить, где туалет. Человека, которому можно доверять. Когда с этим вопросом обращаются к Крисси – на вечеринках, – он направляет людей в платяной шкаф, а потом наблюдает и ржет. Господи, почему тут нет Крисси?!

5. Кури сигареты. Да, курить вредно, но с точки зрения социализации однозначно полезно. Я давно наблюдала, как курение действует в обществе, и пришла к заключению, что оно категорически необходимо. Курят все поголовно. Просто так принято. Наконец-то признав эту истину – вчера вечером, – я метнулась в центр и купила пачку «Силк Ката» в одном киоске, о котором все знают, что там продают сигареты даже дошкольникам. До недавнего времени они продавали по одной сигарете за 15 пенсов, и к ней прилагался мятный «холодок», чтобы юные курильщики школьного возраста могли освежить дыхание после большой перемены. Сидя на траве у собора Святого Петра, я упорно училась курить и сама поражалась своей решимости. Потому что курить – и двух мнений тут быть не может – невероятно противно. На вкус отвратительно. Как будто вылизываешь мусорное ведро. Даже не знаю, с чем можно сравнить. Немытые пепельницы, прожженный ковер в пабе, обоссанный снег, смерть. Папа в два часа ночи. Пока мое нежное горло и девственно-чистые легкие вбирают в себя дым, я сижу и жалею себя: ребенку нельзя заниматься такими вещами. В правильном мире у меня не возникло бы необходимости тратить деньги на сигареты. Я бы тратила их на конфеты и газировку.

Но здесь и сейчас, на вечеринке, я рада, что у меня в рюкзаке лежат сигареты – потому что мне есть чем заняться и чем отвлечься. Я подхожу к окну, достаю сигарету из пачки, прикуриваю и курю, задумчиво глядя на улицу. Я пытаюсь припомнить, как курит Элизабет Тэйлор, и держу на отлете руку с сигаретой. Судя по моему отражению в оконном стекле, это как-то совсем не похоже на «Кошку на раскаленной крыше», а похоже, как будто я изображаю больного лебедя в театре теней. Я опускаю руку и легонько покашливаю. Господи, какая гадость.

Подходит какой-то мужик, встает рядом со мной и закуривает сигарету.

– Уф, – говорит он. – Курить люблю.

– Да, – отвечаю я несколько сдавленным голосом. – Мне весь день до смерти хотелось курить. Разумеется, я когда-нибудь докурюсь до смерти в буквальном смысле, – продолжаю я с мрачным юмором, характерным, как мне представляется, для всех курильщиков. – Лет в пятьдесят!

Кажется, это была неудачная шутка.

– Ага, – говорит он и идет восвояси.

Ну и ладно, и пусть идет. Мне есть чем занять свои мысли. Внизу на улице шикарно одетый изрядно поддатый мужчина изучает визитную карточку проститутки, прикрепленную вместо таблички рядом с дверным звонком. Изучает придирчиво и внимательно, как капризный гурман – винную карту.

«Чего ты хочешь? – мысленно спрашиваю я его. – Какая женщина лучше всего подойдет к твоему основному блюду из трагического, возбужденного одиночества?»

Я ненадолго задумываюсь о том, каким был бы наш мир, если бы им управляли женщины. В этом совсем другом мире одинокие сексуально неудовлетворенные женщины – такие, как я, – читали бы карточки на подъездах в Сохо: «Симпатичный мужчина в кардигане, 24, поговорит с вами о группе «The Smiths», приготовит вам тосты с сыром + составит компанию на вечеринках. Обращайтесь!»

Но в нашем мире все наоборот.

Я наблюдаю, как шикарно одетый пьяный мужчина – очевидно не впечатленный прочитанным – идет прочь, легонько шатаясь. Идет в темноту, все еще одинокий. Я прислоняюсь лбом к оконному стеклу. Стою и курю.

Ровно без одной минуты десять наконец объявляется Джон Кайт. О его прибытии возвещают волнение у входной двери и грохочущий голос пьяного валлийца:

– Надо снять эту чертову шубу. Там дождь, она вся промокла и пахнет, как зоопарк. Как animalarium.

Я мчусь туда, и вот он, Джон Кайт: снимает тяжелую промокшую шубу, вешает ее на вешалку. Мокрые волосы липнут к лицу, во рту – дымящаяся сигарета.

– Герцогиня! – говорит он, увидев меня. Его объятия – огромные, крепкие – это самое лучшее, что со мной происходило, наряду с днями рождения, Рождеством и Пасхой, когда уже зацветают первые розы и идет снег. Я чувствую, как его золотые перстни врезаются мне в спину.

– Ты как хорошая выпивка в дурном мире. Я не знал, что ты тоже придешь! Охренеть! Это прямо «Феррис Бьюллер берет выходной». Где мой джин? – спрашивает он.