Стать Джоанной Морриган

– Охренеть, – говорит он. – Потрясающе! Можно я сперва докурю?

– О! Дашь мне сигаретку? Умираю, хочу курить.

На самом деле я совсем не хочу курить – но ты всегда куришь, когда рядом курит кто-то другой, даже если тебя уже малость подташнивает. Просто так принято. Все курильщики курят вместе, за компанию. Это негласный общественный договор.

Эл дает мне сигарету. Я закуриваю, затягиваюсь, и у меня слегка кружится голова.

– Это было… офигенно, – говорит Эл, кивнув на дверь спальни.

– Спасибо. Я не получала формального секс-образования. Я всему научилась сама. В школе… крепких могучих членов.

Я кладу голову на стол.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает меня Эл. – Ты какая-то… бледная.

– Да вроде нормально, – говорю я слегка заплетающимся языком. – Все хорошо. Я просто чуть-чуть полежу на столе. Может, даже вздремну. Но я тебя слушаю.

Эл идет к магнитоле и перебирает лежащие рядом кассеты.

– Ага, вот она, – говорит он с очевидным воодушевлением. – Хочешь послушать наши новые песни? У меня есть демка.

Обычно я бы уже пищала от восторга при одной только мысли о том, чтобы послушать новую музыку, еще не оформившуюся до конца – совсем свежую музыку, только что вышедшую у кого-то из головы. Поэтому я заставляю себя сказать:

– Блин, конечно!

Хотя все во мне кричит: «Нет! Я не хочу слушать ваши новые песни. Я себя чувствую как-то странно. Не могу оторвать голову от стола. Я излучаю сигналы легкого недомогания. С тем же успехом ты мог бы спросить, не хочу ли я сесть в твою новую лодку и уплыть вдаль по Морю чернил».

Эл вставляет кассету в магнитофон, и я слушаю свою первую в жизни «сырую» демку рок-группы.

Теперь я понимаю, почему рабочие демозаписи никогда не выпускают в продажу. Если бы я писала рецензию на этот альбом, вся рецензия состояла бы из одной фразы: «Бессвязная, невнятная, недоделанная хрень». Такие записи губят всю магию – как будто тебе показали трубу, по которой кролик сбегает под сцену из шляпы фокусника.

– Да, это… действительно что-то новенькое, – говорю я, цитируя Крисси. Однажды я у него спросила, что он думает по поводу моей манеры танцевать, и именно так он мне и ответил.

Запись играет. Эл глядит на меня в упор – и лишь иногда мечтательно закрывает глаза на отдельных, особо кошмарных фрагментах.

– Здесь мы пустим кларнеты, – говорит он.

Или:

– Здесь надо будет подправить баланс – Стив слишком резко лупил по клавишам.

Я себя чувствую странно.

Мне очень не нравятся мои внутренние ощущения.

Все начинается с легкого жжения. Это вполне объяснимо, если учесть, что у меня там все разворочено. Во мне побывал член рекордных объемов. За последние три часа я приняла в себя как минимум полмили члена. По сути, я пропоролась всю дорогу до вокзала и обратно. Половину автобусного маршрута.

Но по прошествии получаса это жжение переходит в весьма ощутимый болезненный жар – судя по ощущениям, у меня внутри началась война.

Я вспоминаю картинки из исторических книг. Замки в осаде. Собственно, так я себя и ощущаю. Враги штурмуют меня изнутри, и все защитные сооружения рушатся на глазах. Перепуганные крестьяне льют кипящее масло с крепостных валов. Домашний скот мечется в панике. Кони ржут и встают на дыбы. Принцессы спасаются бегством по потайному подземному ходу – их высокие остроконечные шляпы вонзаются мне в уретру. Вопли доносятся отовсюду.

Эл замечает, что я периодически выпадаю из разговора. Меня отвлекают срочные телеграммы от паникующего мочевого пузыря.

– С тобой все в порядке? – все-таки интересуется Эл и выключает кассету.

– Так точно, в порядке, – рапортую я бравым голосом. – Просто хочу в туалет.

Я сижу на унитазе. Прямо напротив – большое зеркало. Впервые в жизни я вижу себя восседающей на унитазе. Хотя я всегда рада узнать что-то новое, зрелище, надо признать, не особенно эротичное. Я бы даже сказала, неэстетичное. Имея возможность понаблюдать, как я горблюсь в процессе, я делаю мысленную пометку на будущее: «Не надейся найти полового партнера, сидя в сортире. Ты бы точно не пользовалась успехом в общественных туалетах Древнего Рима».

Я пытаюсь пописать и вижу в зеркале, как мое лицо искажается во внезапной агонии. НУ ЗДРАСТЕ. Эта моча состоит целиком из кипящего яда. Из кипящего яда, миллиона лилипутских стрел и бешено крутящейся вертушки, сделанной из острых зубов самого сатаны. Что происходит? Откуда такая боль?

Я еще недостаточно опытна в сексе, чтобы знать наверняка. Может быть, это и есть «посткоитальное состояние». Я всегда думала, что оно предполагает некую блаженную вялость и даже сонливость, но, может быть, на самом деле оно состоит в ощущении, что у тебя во влагалище горит костер, сложенный из колющих и режущих предметов. Да, наверное. Я не знаю.

Возвращаюсь на кухню и осторожно сажусь на стул. Я долго думала и, кажется, поняла.

– Мне кажется, – говорю я задумчиво и, надеюсь, авторитетно, – у меня цистит.

– Господи! – восклицает Эл, явно встревоженный. – Вот же блин!

Пауза.

– А что это?

– У моей мамы тоже цистит. – Я вздыхаю. – Она мне все рассказала.