Стать Джоанной Морриган

После чипсов меня чуть-чуть отпустило, и я дочитала «Тайный дневник Адриана Моула», а потом и «Страдания Адриана Моула». Заскучав, я нашла удлинитель и вытащила в коридор телевизор с видаком, чтобы смотреть «Уитнэйл и я», сидя в ванной. Я давно собиралась посмотреть этот фильм, и с учетом сложившихся обстоятельств он оказался весьма вдохновляющим – двое главных героев только и делали, что принимали наркотики, и укрепили меня в решении закинуться кодеином в два раза больше рекомендованной дозы. Я открыла окно и смотрела на мокрые от дождя крыши Брайтона, сидя в ванне с горячей водой. Чтобы не намочить волосы, я заколола их на затылке вязальной спицей, которую нашла в кухне.

Уитнэйл и его я оказались отличной компанией на вечер. На самом деле, если бы не жгучие боли в интересном месте, это был бы один из лучших вечеров за всю мою жизнь. Когда Уитнэйл декламировал «Гамлета» под дождем, обращаясь к недоумевающим волкам в Лондонском зоопарке – надломленный любовью, под зонтом, – я рыдала в голос, одуревшая от кодеина, с сигаретой в руке.

К возвращению Эла я придумала замечательный план. Уже было ясно, что я еще не готова вылезти из горячей ванны с ее обезболивающим эффектом, но я понимала, что гостям Эла – и самому Элу тоже – надо будет воспользоваться туалетом, и голая женщина в ванне наверняка приведет их в замешательство.

– Эл! – крикнула я из ванной, вполне себе бодро, хотя и немного невнятно. Язык заплетался от кодеина. – Друзья Эла! Заходите ко мне поздороваться!

Мне было слышно, как они неуверенно топчутся в коридоре и как Эл говорит:

– …чуток приболела…

Эл встал на пороге. У него за спиной маячили музыканты из группы, которая, как я узнала потом, называется «Дымовая завеса». Все одетые в черное, все изрядно встревоженные.

– Всем привет, – сказала я очень радушно, взмахнув рукой с сигаретой. Мне было тепло и уютно. – Прошу меня извинить, но мои перемещения временно ограничены этой ванной. В связи с женскими недомоганиями, да. Но поскольку это не очень удобно, если кому-то захочется в туалет… Вы говорите сразу, не стесняйтесь. Я одета, – я показала на себя, сидящую в ванне в промокшей насквозь комбинации, – и могу постоять в коридоре, пока вы будете делать свои дела.

Так оно и происходит до четырех утра. Я оставляю дверь ванной открытой и участвую в общей беседе – пусть и на расстоянии. Как Дэрил Ханна в ванне у Тома Хэнкса во «Всплеске», я тоже русалка – обольстительная сирена, которую нужно все время держать в воде – но она все равно очарует любого, кто ее повстречает.

Поначалу они сидят в гостиной, и я подаю остроумные реплики каждый раз, когда возникают паузы в разговоре. Если кому-то приспичивает в туалет, я выбираюсь из ванны и стою в коридоре, завернувшись в Элов махровый халат. Дверь деликатно закрыта.

Но ближе к утру все ужираются в хлам, и границы стираются. Рушатся и социальные барьеры между людьми и русалками, и физические барьеры между ссущими в унитаз и стоящими в коридоре. Вечеринка перемещается сперва в коридор, а потом и в ванную. Кто-то из «Дымовой завесы» угощает меня польской водкой («Чистейший продукт – прочистит тебя изнутри, зайчик»). Кто-то садится на батарею, кто-то – на подоконник. Окно распахнуто настежь. За окном – крыши Брайтона и звездное небо. Если кому-то надо отлить, он отливает при всех. Я заставляю Эла и кого-то из «ДЗ» поцеловаться друг с другом, потому что сейчас время «Suede», и после одиннадцати вечера все притворяются чуточку бисексуальными.

 В четыре утра боль наконец отпускает. Я выбираюсь из ванны, вешаю мокрую комбинацию на батарею, закутываюсь в полотенце и падаю спать на кровать – в ногах у Эла, как собака.

Наутро я себя чувствую просто волшебно. Как будто я заново родилась. Или, вернее, возродилась. Как это бывает, когда у тебя все болело, а теперь вдруг не болит и ты к тому же неплохо выспалась. Алкоголь все-таки поборол инфекцию. Прочистил меня изнутри, как и было обещано. Все еще спят. Я иду в кухню – на цыпочках через гостиную, где вся «Дымовая завеса» в полном составе дрыхнет вповалку прямо на полу, завернувшись в старые пледы.

В кухне бардак и мерзость запустения. Повсюду валяются пустые банки из-под пива и бутылки из-под водки, в пепельницах громоздятся окурки и горы пепла помпейских масштабов, в раковине лежит разбитая бутылка, вино разлито по грязным тарелкам, как кровь.

Боль сделала меня мудрее и старше. Вчера я отдраила всю квартиру, как хорошая девочка. Сегодня все идут лесом. Работа по дому – она никогда не кончается. Но теперь как-нибудь без меня.

Я завариваю себе чай, скручиваю сигарету, открываю окно и сажусь на подоконник – смотрю на город, раскинувшийся внизу. На мне только короткая синяя комбинация, и я сижу так, что любому прохожему, если он запрокинет голову, откроется замечательный вид на мою голую пиздень. Но мне все равно. После вчерашних терзаний это чудо, что она вообще есть. Я горжусь ее стойкостью. И прохожие тоже должны восхищаться ее волей к жизни. К тому же утренний ветерок очень даже приятно ее обвевает.