Стать героем

Паша вспомнил вчерашнюю тренировку с копьем, Ян оказался прекрасным учителем и легко объяснил своему подопечному приемы боя с копьем. Теперь Паша был уверен, что сможет заколоть безоружного инвалида, стоящего на месте. А если повезет, то и кого страшнее. Надеяться на что-то кроме удачи, Павлу не приходилось.

Внезапно лес словно оборвался, и войско вышло на залитую солнцем поляну. Неестественно обширная, она была усеяна благоухающими цветами и высокой травой. Даже неопытным Пашиным глазом были обнаружены полосы примятой травы и сломанные ветви на противоположном крае поляны. Вероятно, кто-то прошел здесь совсем недавно. До противоположного края поляны было не менее семидесяти метров по скромным Пашиным подсчетам. Но никто не спешил пересекать поляну и снова идти в лес. Наоборот, все вышедшие на поляну ополченцы стали выстраиваться в боевой порядок, под крики десятников. Построить необученных крестьян было задачей непростой, но тумаки и ругательства вскоре разрешили эту проблему. Паша, получив звонкую затрещину от своего командира, оказался в последнем, третьем ряду их копейного полка.

Перед войском вышел главный дружинник в сопровождении старосты. Наконец-то ополчение посвятили в планы.

– Тропы веду туда, – главнокомандующий указал на лес, где были следы прошедшего отряда, – где-то неподалеку обосновались остатки разбойников, они могут устроить засаду. Отряд Гордолюба уже прошел здесь. Наше дело стоять тут и держать строй. Пусть страх не обуяет ваши сердца, ибо в бегстве смерть. Тем паче из леса вы не убежите, а значит надо стоять до конца. Нас многократно больше.

Статный и могучий дружинник продолжал рассказывать своему небольшому войску о сложившейся ситуации, а Пашины руки все больше дрожали от страха. Впрочем, абсолютно спокойных на поляне не было. Все шесть десятков сельчан были деморализованы еще до начала боя и никакие рассказы их не воодушевляли.

Паша был несколько успокоен своим положением в строю, по крайней мере, первый удар будут держать первые две шеренги. Радовало и то, что за спинами ополчения расположился отряд лучников, которые выглядели куда увереннее и опытнее, чем сельчане.

Из рассказа главнокомандующего Паша выяснил, что задача пехоты была простой, привлечь на себя атаку преступников и выжить до удара конницы. Как именно конница будет воевать в лесу, Павел не понимал. Не очень-то радостно о коннице сообщал и сам командир, сославшись на то, что план составлял Гордолюб. Это было самым интересным из услышанного Павлом, пожалуй, теперь он был уверен в несостоятельности этой военной кампании, отчего его ноги стали подкашиваться.

Паша не знал, находится ли напротив них настоящее или выдуманное логово разбойников, однако внутренние предчувствия подсказывали ему, что логова там нет, а вот засада есть наверняка.

На поляне были не все вышедшие на рассвете сельчане, некоторые отряды должны были зайти в тыл, чтобы изловить возможных беглецов или же нанести удар в спину врагу. Битву же планировалось провести именно на этой поляне, однако разбойники не спешили на нее выходить.

По плану Гордолюба, его отряд, к слову, тот самый, состоявший из «обыкновенных» охотников, должен был заманить врага на удобное для конницы место, эту поляну. Удобным для конницы местом эта поляна не была все равно, хоть и отличалась размерами, но была мала для разгона лошадей. Волнение в рядах ополчения росло, все чаще сельчане оборачивались и взволнованно переговаривались друг с другом.

Паша же знал о предательстве Гордолюба, потому волновался в разы сильнее. При каждом шорохе в лесу ноги предательски подкашивались, а лоб покрывался потом. Паша ожидал нападения сзади и невидимые стрелы уже не раз пронзили его спину. Фантомные боли то и дело заставляли его дергаться, щеку взял тик, а рука уже плохо лежала на древке, из-за намочившего его пота.

Однако в лесу было тихо, и отряд стоял в бездействии. Прохлада леса куда-то испарилась, ее место занял палящий полуденный зной. Те, у кого были толстые, набитые паклей куртки, стали их расстегивать, несмотря на запреты. Редкие шлема тоже снимались, а десятники, похоже, уже устали раздавать тумаки, побаиваясь бунта, все-таки крестьян было гораздо больше. Ожидание утомляло хуже лютой битвы, затекали ноги, пот струился по лицу, убегая робкими струйками под рубаху. Теперь древко копья под ладонью казалось пропитанным насквозь. Одни лишь дружинники держались, не снимая обмундирования, через какое-то время, несколько охладившись, их примеру последовали и ополченцы, стараясь храбриться и походить на профессиональных воинов.

Паша почти поверил в то, что никакого боя не будет, и они просто пойдут обратно в деревню, как вдруг тихие перешептывания сменились зычными криками десятников. С пронзительным свистом в копейщиков летели стрелы, многие и без всякой команды повыше подняли щиты, стараясь укрыться за скудной защитой полностью.