Читаем Стать японцем полностью

Критика европейцами «весенних картинок» вызывала у многих японцев полное непонимание. Показывая русским путешественникам «нескромные» картинки и предметы в присутствии японской девушки, чем те были немало смущены, японский антиквар утверждал: «Для европейцев оно не совсем понятно... и это оттого, что европейцы, извините меня за откровенность, всегда подкладывают под подобные вещи какой-то особенный непристойный смысл, которого мы, буддисты, не допускаем... Для нас это есть священная эмблема жизни, воплощение всего сущного, мужское и женское начало, или, говоря философски, — элемент активного и пассивного, действующего и страдательного»91.

Японские адепты православия совершенно не стеснялись показывать отцу Николаю «скабрезные» изображения. После того, как хозяин дома продемонстрировал ему редкостные сабли и ширмы, он развернул свиток «особого» свойства: «“А это смешные картины; во время болезни одного придворного нарисованы, чтобы занять его” — начинается смешными фигурами, и вдруг переходит к грязнейшим сценам», — возмущенно отмечал в своем дневнике отец Николай92.

В рамках правительственной борьбы с «дурными обычаями прошлого», которые так возмущали европейцев, последовал ряд распоряжений, запрещающих производство и продажу сюнга. В отличие от сёгунских указов эти распоряжения подлежали реальному соблюдению. Ближе к концу своей жизни отец Николай с удовлетворением писал в 1908 г.: «Сорок лет тому назад нельзя было войти в книжную лавку без того, чтобы тебе не совали под нос книжку с мерзкими картинками, нельзя было войти в гостиницу пообедать, чтобы не натолкнуться на скабрезность; теперь ничего подобного нет. Кто очистил воздух Японии от скверных миазмов? Дух Христов, дунувший на нее из христианских стран»93. К концу периода Мэйдзи нескромные картинки если и не исчезли из продажи совсем, то были вытеснены на культурную обочину.

Правда, следует иметь в виду, что это было время, когда функционирование цветной грав1оры претерпевало решительные изменения. Они были связаны с быстрым распространением фотографии, которая отбирала у гравюры многие ее функции. Прежде всего, информационную и образовательную. Эротическая (порнографическая) фотография также потеснила сюнга. Цветная японская гравюра на глазах превращалась в «высокое» искусство и в XX столетии была востребована почти исключительно именно в этом качестве. В то же самое время не следует забывать, что проституция как таковая продолжала играть в жизни японцев весьма существенную роль. Однако гонения на проституток никогда не достигали той степени накала, какая была присуща борьбе с их изображениями.

«Весенние картинки» вытеснялись из обихода, но дискуссия об обнаженной натуре в искусстве не утихала. В своем докладе, читанном в 1887 г. в обществе «Рютикай» («Общество драконового пруда»), заместитель его председателя юрист Хосокава Дзюндзиро с некоторым недоумением заявлял: на Западе нагое тело вытеснено из публичной жизни, но является предметом высокого искусства; в Японии же дело обстоит наоборот — простые японцы не стесняются своего обнаженного (полуобнаженного) тела, но «настоящие» художники его не изображают. Хосокава видел причину этого в античных истоках европейского искусства (культе тела как такового, вне связи с «непристойностью») и в «объективности» развитых на Западе анатомических штудий94.

Таким образом, японцев поражало, что европейская «улица» столь «моральна», а пространство художественного музея — наоборот, таковой морали лишено. Однако несмотря

Таким образом, в сознании многих японцев того времени тело реальное и тело живописное судились одной меркой. И в этом отношении японцы демонстрировали, пожалуй, большую последовательность, чем их европейские учителя. Зачастую японцы не видели особой разницы между обнаженностью «высокого» и «низкого» порядка. Вот в каких выражениях ревнитель чистоты нравов подвергает осуждению представительницу «реформаторского» направления в среде гейш: «Скажу честно, я и сам толком не знаю, только слышал от своих гейш, что она даже и не пляшет вовсе, она вообще ничего не делает. Одним словом, она всего-навсего появляется на банкетах голая. Ведь на Западе же многие показывают перед зрителями свое нагое тело... Она объявляет: я, мол, такая-то и такая-то знаменитая на Западе статуя, которая зовется так-то, — и изображает эту статую. Она выходит в белом обтягивающем трико, на голове парик, тоже белый, чтобы было похоже на статую... К примеру, в гостиных она ужасные вещи заявляет. Говорит, японцы как следует не понимают, в чем красота нагого тела, потому и бывают каждый год проблемы с картинами обнаженных на выставках, организуемых Министерством культуры»95.

<p><emphasis>Глава 5</emphasis></p><p><strong>Стать выше: от риса к мясу, стоять, а не сидеть</strong></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология