Статьи 1988-1991

Как видим, расщепление путей развития здорового и зараженного коллектива является почти необратимым. Потому-то так часто мы сталкиваемся с трудно объяснимым фактом: в двух похожих и находящихся в одинаковых условиях учреждениях обстановка бывает совершенно различной. В одном процветает коррупция, в другом она кажется совершенно невероятной и немыслимой. И когда мы говорим о коррупции в нашем обществе в целом, надо иметь в виду, что она не распространена статистически равномерно, а концентрируется очагами, пятнами.

Принималась ли эта ситуация во внимание в начале перестройки, рассматривались ли альтернативные подходы к перестройке в разных коллективах? Судя по всему, нет. Более того, с самого начала были предприняты действия, которых меньше всего можно было ожидать в отношении «зараженных» коллективов. Им без предварительного оздоровления было предоставлено право избирать своих руководителей. Это сразу усилило структуры управления с преступным мышлением: теперь они утверждены волей народа, демократическим путем.

Наличие в обществе множественных очагов коррупции и преступного мышления накладывает существенный, хотя и скрытый от поверхностного взгляда, отпечаток на ход перестройки. Дело не только в том, что в «зараженных» коллективах обкрадывается общество, разрушается мораль и снижается эффективность работы. Главное, мне кажется, в том, что здесь, в очагах коррупции, возникает потенциал почти иррациональной, не соответствующей величине нарушений злобы. В определенной мере эта злоба носит направленный характер: она безусловно ориентирована против перестройки и тех членов коллектива, которые считаются ее проводниками и носителями. Это понятно, поскольку перестройка ведет дело к очищению и производственных, и вообще человеческих отношений и в конечном счете разрушит преступные структуры и порожденные ими социальные статусы. Но, кроме того, это злоба вообще, потенциал ненависти ко всему открытому и здоровому. Для общества одинаково страшны обе эти разновидности злобы.

Почему я говорю об особом, почти иррациональном характере возникшей в ходе перестройки ненависти? Потому, что она кажется немотивированной, если не видеть подспудный преступный характер мышления ее носителей. Если же это учесть, то возникает структура мотивации, свойственная ненависти преступной группы к человеку, который вторгся в ее пределы и поставил под угрозу ее безопасность. Ведь постоянный страх и стресс, в котором находится преступник, делает его эмоции и реакции во многом иррациональными. Во всяком случае, ту волну ненависти, которую вызвали в коррумпированных коллективах наивные сторонники перестройки в 1986-1987 гг., никак нельзя объяснить просто боязнью потерять льготы и привилегии. Были затронуты не просто материальные интересы, но сами основы бытия. Любопытно, что классовая ненависть предпринимателей к экспроприировавшим их фабрики рабочим [в 1918 г.], судя по всему, такого накала не достигала — она не имела мотивации, свойственной преступному мышлению.

Каков результат первых столкновений в начале перестройки? Надо признать, что неутешительный. В большинстве случаев те, кто вылез на трибуну, романтически размахивая шпажонкой критики, получили дубиной по затылку. Даже если после этого наиболее одиозные интеллектуальные лидеры преступных структур отодвигались в тень, сами структуры оставались нетронутыми, а порой и укрепленными. Партийные выговоры давно сняты, всем обиженным и напуганным перестройкой дали мыслимые и немыслимые надбавки и премии — ради консолидации, чтобы не серчали. Но испуг и вспыхнувшая злоба даром не пропали — они как никогда сплотили преступные группы, заставили забыть прежние распри, укрепить организацию и дисциплину, навербовать энергичных молодых людей, всеми способами продвинуть своих людей на административные и партийные посты.

И когда все это было сделано, началась такая вакханалия коррупции, какой мы в застойные годы и предположить не могли. Кстати, удаление «интеллектуальных лидеров» вышло даже боком. Они заботились, чтобы нива не оскудела, и умеряли аппетиты своих подручных. Без их надзора воровство стало просто хищническим. Миллиарды незаработанных денег, которые уплыли в 1988 г. из казны — это результат деятельности «механизма торможения» без тормозов. И рядовым работникам от этих миллиардов перепало сравнительно немного — лишь бы помалкивали.

Прогноз ситуации, если все будет идти по-прежнему, весьма неблагоприятен. Сформировалась и окрепла организованная преступность. Логично ждать ее симбиоза и с административными структурами, проникнутыми преступным мышлением. Это две силы, которые взаимно укрепят друг друга. О способах такого укрепления и говорить не хочется, но вообразить их не составляет труда. Вот когда расцветет гласность и критика в трудовых коллективах!