В некоторых важных документах утверждаются вещи, прямо противоположные положениям Маркса, которым он придавал большое значение. Ни ссылок на эти положения, ни причин, по которым от них отказываются, не приводится. Так, например, в Постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР о переводе научных учреждений на хозрасчет (октябрь 1987 г.) говорится, что научное знание является
Вот одна из логических цепочек, по которым не полагается задавать вопросов: «причина бед нашей экономики — отчуждение работника от собственности на средства производства (например, земли)» — «надо сделать крестьянина полноправным хозяином земли» — «наилучшим способом этого является аренда» — и т.д. И дискуссия разгорается по вопросу ликвидации Госагропрома. Аграрная политика сводится к вопросам управления, не затрагивая фундаментальных вопросов собственности земли, правовых основ аренды, перераспределения ренты.
Близнецом-антиподом этого тезиса является выдвинутое некоторыми кандидатами в депутаты Верховного Совета предложение — подчинить партию Верховному Совету. Подчинение общественной организации не закону, а органу государственной власти — это и есть высшее проявление огосударствления общественной жизни, а по сути ликвидация общественных организаций. И ведь особого удивления это предложение ни у кого почти не вызвало!
Из сказанного не следует, что, на мой взгляд, возможен и желателен переход, например, к устойчивой системе двух партий, находящихся в «полуоппозиции». И дело не только в особенностях нынешнего момента, когда опасность раскола общества уже сравнялась с опасностью свертывания перестройки (вернее, раскол и может быть главной причиной отказа от демократизации). Сейчас многопартийность была бы искусственным наложением чуждого нам типа дуализма на все мыслительные и подсознательные структуры, в которых мы воспитаны и в которых видим и мир, и общество. В отличие от других культур, где дуализм мира означает борьбу (не насмерть!) изначально родственных и достойных друг друга оппозиций, у нас одно начало всегда несравнимо сильнее и светлее, чем его противоположности (даже дьявол у нас занял униженное положение). Потому мы так буквально и легко восприняли метафору Маркса о пролетариате как могильщике буржуазии.
Еще предстояло пройти несколько стадий периода первоначального накопления, длительный процесс развития капитализма в деревне — а уже надвигались новые, неоколониальные формы экономической интеграции в промышленности. Да и само состояние русской буржуазии вызывает большие сомнения в том, что развитие капитализма продолжалось бы у нас так же плавно и благополучно, как в Европе и США. Савва Морозов — не Форд! Точно так же, бесполезно сокрушаться о том, что русские приняли православие и не стали рачительными протестантами, «которым западная цивилизация обязана многим, если не всем».
Сошлемся на Вл. Соловьева — философа, далекого от социализма. Он полагал, что по поводу этого идеала дискуссий уже и быть не может: Справедливость и нравственная солидарность сами по себе хороши, представляют нечто безусловно достойное и желанное для всех. В этом качестве такой идеал и должен утверждаться как цель исторического процесса и как руководящий принцип нашей деятельности, как норма по которой нам следует исправлять действительные общественные неправды» (Вл.Соловьев, Идолы и идеалы. 1891).
Учитывая, что жить вне культуры человек не может, принять это утверждение И.Клямкина всерьез означало бы свести «новобранцев заводов и строек» до уровня недочеловека. Скорее это — дань личной антипатии к объекту исследования.
Мы не будем здесь, как и И.Клямкин, затрагивать вопрос о том, почему многие представители элиты, действительно зная о невиновности их преступно убитых друзей и родственников, соглашались даже занимать высокие посты. Этот вопрос, однако, имеет отношение к теме разговора.
С этим внутренне связана другая, быть может странная, мысль. Когда я слышу столь популярные сейчас призывы вернуться из варварства в «мировую семью народов», отказавшись от социалистического идеала, я думаю не только о миллионах людей, погибших на фронте и на работе в сознательной борьбе за этот идеал. Мне кажется, что солдаты и офицеры белой армии своей смертью тоже утверждали социализм, платя за него и своей кровью. Страшно отбросить идеал, за который пришлось пролить чью-то кровь.
«Вопросы философии», 1990. № 9. С. 3-15.