Телефонный звонок: — Батюшка, здравствуйте! Когда — то люди жили общинно, даже по профессиям — купцы, художники. А сейчас все больше сами по себе. Я пыталась найти какую-то общину, но мне кажется, что когда центр притяжения — один человек, то это не община, по крайней мере, мне было неинтересно. Как вы думаете, сейчас это есть или нет? Спасибо.
О. Андрей Ткачёв: — Я думаю, что образ жизни может формировать общинность, когда группа людей, больше или меньше по величине, объединяется по признакам общего занятия и общей веры — тогда можно создать общинность. Крестьянство располагает к этому. Правда, цеховые мастерские сейчас отсутствуют, но есть трудовые коллективы. Если дозрели до того, что у нас в трудовых коллективах уже можно найти общины — то это профсоюзы. Община в трудовых коллективах — это профсоюз. Защищают права, но там нет религии. Там есть только общая работа и общая борьба за свои права. Много сложностей. Мы многое потеряли и, по-моему, мы мало способны к тому, чтобы сейчас создавать живую общинность. Раньше община не создавалась искусственно, она нарастала естественно, т.е. вот земля где мы живем, вот могила предков, вот наше ремесло, вот наш род. Мы одного цвета кожи, одного языка, культурных обычаев. Мы здесь землю пашем, гречку сеем. Здесь мертвых хороним, здесь Богу молимся. Это было естественно. Поскольку мир разбился на части, на куски, разлетелся, как витраж на стеклышки, то искусственно создавать такие общинные центры очень трудно. Наибольшая легкость — там, где есть нормальное село, где у всех есть работа, маленькие дети. Там, компактно проживая, можно построить свою сельскую жизнь более — менее хорошо. Если у них ещё вера есть — это вообще прекрасно. Плюс монастыри — это общинные организации, которые тоже друг от друга отличаются; где-то есть духовная жизнь, а где-то просто православный колхоз: коров доят, землю пашут, а друг друга не любят. Или простой приход. Приходская жизнь может создать общинность. Но это тоже тяжело, потому что нужно создавать с нуля. Всё создается с нуля. В приход приходят разные люди, все мы — калеки, со своим житейским опытом, ошибками. Мы чего-то хотим от жизни и не знаем, что можем дать людям. Если батюшка сумеет организовать людей в плане того, чтобы отдавали силы приходу по мере возможностей и настроит их — это будет организм любви. Приходы способны к тому, чтобы строить общинность. Монастыри, в принципе, должны быть общинами любви в селах, где не умерло производство, где рождаются дети. Не там, где доживают старики, а где молодые семьи, работа, школа. Живые села, где есть поколение живущих вместе — они могли бы стать общинами. В городах общины могут быть только этническими: таджики отдельно, китайцы отдельно, вьетнамцы отдельно, узбеки отдельно, русские отдельно. Могут быть этнические общины. Но, конечно, приходы могут создавать общины религиозные.
Мы столкнулись с жутким вызовом индивидуализма и одиночества. И нам, искалеченным, необходимо думать, как создавать очаги соборности, церковности, семейности и общинности. И никто ещё не понял, как это делать. Мы только думаем пока. Для этого нужно много любви и терпения. Очень много сил нужно, потому что тут за полгода устаешь, как будто ты, не переставая, уголь грузил. Люди — это очень тяжелый материал. Работать с ними — каторга. Нужно очень много сил, терпения, любви и чтобы Бог помог. Без Божьей помощи ерунда получится. Все разбредутся по своим бетонным кельям и будут смотреть телевизор, вот тебе и вся общинность.
Телефонный звонок: — Здравствуйте, любимый батюшка! Поздравляю вас с праздником Пятидесятницы и праздником Всех святых. И хочу пожелать вам душевного и телесного здоровья, быть всегда с Богом и счастья вашей многодетной семье. Благодарю Бога, что у нас есть такой батюшка. Благословите, батюшка, меня, чтобы у меня было много работы, а то я лентяйка.
О. Андрей Ткачёв: — Я благословляю вас, чтобы у вас было очень много работы. Не просто много, а очень много.