Статьи и проповеди. Часть 5 (06.01.2012 – 11.06.2012)

В некоем монастыре видел монах, как в вечерней темноте через забор один из братьев перелез и к селу направился. «Это блудник пошел в мир блуд творить», — подумал он. Ту же картину другой увидал. «Это вор из братьев пошел в село украсть что-нибудь», — подумал этот. Третий подумал: «Это кто-то из рабов Божиих пошел тайком милостыню раздавать». Почему на одну и ту же картину три такие разные реакции? Потому что всяк по себе судил.

Для блудника весь мир блудит. Для вора весь мир ворует. Для раба Божия весь мир угождает Создателю. Проверим же и мы себя по этому лекалу. Если нам кажется, что все воруют, значит, воры мы по внутреннему состоянию сердца своего. Если для нас все блудят, то значит и мы тоже. И если тебя или меня сегодня во власть пустить, то есть, как в анекдоте «я встану, а ты сядешь», ох и удивим же мы мир «бескорыстием». Я прямо уже сейчас вижу, какой мы, сегодняшние борцы, явим пример «трудолюбия, чистоты и человечности».

У нас в городе на Новый год центр разукрасили гирляндами — загляденье. И вот, слышу однажды, как два мужика в метро разговаривают.

— Помнишь, какой унылый город был на прошлое Рождество. Ни огонечка, ни гирляндочки.

— Так «они» ж о народе не думают. Только по карманам тянут.

— Зато в этом году как все красиво!

— Так «они» ж столько накрали, что могут теперь и огоньки развешивать.

Дальше я отошел. Стало вдруг и смешно, и грустно, и неинтересно.

Как говорится «картина маслом». Если в голове дырка, то ни хорошими законами, ни подарками, ни деньгами ее не зашьешь. Если же в душе моль дырку проела, или «жаба» из души радость высосала, то хоть весь мир туда засыпь — душа все равно голодной останется.

И вспомнил я Златоуста, сказавшего: «Все зло мира — от незнания Писаний» Действительно, знали бы мужички сказанное у пророков, мудрее были бы их речи, красивее была бы их жизнь. Например,

такие слова: «Вот, душа надменная не успокоится, а праведный своею верою жив будет» (Авв. 2:4)

Три святителя: организатор, молитвенник, проповедник (11 февраля 2012г.)

Василий, Григорий и Иоанн столь часто поминаются вместе, что отдельно мыслятся уже с трудом. Вместе с тем они, как Петр и Павел, во многих аспектах являются яркими противоположностями. Выяснение этих противоположностей не разрушает, но, наоборот, подчеркивает то единство, которое им подарено в Духе Святом и которое так органично вошло в сознание Церкви.

Собор вселенских учителей и святителей

Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста

Главное место в этом маленьком соборе святителей можно все же отдать Василию. Все, что есть у Григория и Иоанна, есть и у него. Они борцы с ересями — и он; они яркие проповедники Слова — и он. Мужественный дух, любовь к пустыне, скромный быт, глубокое постижение догматов — все это и многое другое у трех отцов общее. Все трое вышли из святых семейств. Их матери, отцы, братья составляют целые созвездия удивительных в святости личностей. Но Василия отличает высочайшая степень самодисциплины. Василий — организатор, чего не скажешь о Григории и Иоанне или скажешь с натяжкой. Всюду, куда приходил Василий, он оставлял после себя строгую иерархию и порядок. Сам он, без сомнения, был харизматичным человеком, но полагался в церковной практике на далеко не одну лишь силу личного влияния и духовные дары. Дисциплину и устав, закон и организацию — порядок, одним словом, вносил Василий Великий всюду. А ведь дела в Церкви тогда были подобны ночному бою, где всякий разил своих и чужих, ничего не видя и не понимая.

Ум и познания Василия позволяли ему стать ученым, воля и строгость могли сделать из него настоящего монаха, подобного Антонию. Но он пожертвовал всеми талантами ради борьбы за Церковь. Глубоко спрятал он душевную мягкость, чтобы стать несокрушимым, и лишь втайне, подобно другу — Григорию, мог тосковать о жизни безмятежной, о пустыне и уединении. Мало кому понятно, что значит, любя Писание и безмолвие, пожертвовать собою и броситься в гущу борьбы за Церковь и ее догматы, не имея покоя, рискуя жизнью, сгорая ежедневно.

Совсем другой был Иоанн, и уж еще более отличным от первых двух предстает Григорий. Иоанн — народный любимец и вождь, но он — вне системы. Епископы его не любят, причем не только еретические епископы. Двор вне себя от его поучений и обличений. После себя Златоуст оставляет имя, слово и память, но не организацию, не боевое построение. Его друзья и ближайшее окружение после изгнания Иоанна попадают в немилость и становятся жертвами. И это не упрек, а подчеркивание несхожести, ибо во Христе каждый воин воюет как умеет.