Человек, бросающий мусор под ноги, не здоровающийся с соседями и не встающий в транспорте перед старшими, не имеет права на гражданский пафос. Все мы его в изрядной доле лишены. Право на гражданский пафос необходимо зарабатывать повседневным мужеством и выработанными принципами. Пафос может быть у того, у кого есть принципы. А принципы — это то, что не меняется от времени и возраста. Эти принципы нужно приобрести, выработать и подтвердить жизнью. И только тогда можно иметь право на то, чтобы говорить: «Я никогда не ворую. Я кровь пролью за эти слова! Я действительно не ворую никогда! А почему воруете вы?»
И поверьте мне, слова эти будут иметь силу и вес в устах такого человека. Иначе это бессильные слова, наполняющие воздух.
То желание справедливости, которое у нас у всех есть, нужно прочитать в точном библейском контексте. Книга Второзакония и предыдущие книги Пятикнижия Моисея много раз говорят: «Правды ищи!» — правды в смысле «справедливости».
Ищи справедливости! Не наказывай дважды за одну вину. Наказание соизмеряй со степенью провинности. Не смотри в суде на лицо молодого и старого, богатого и бедного, красивого и некрасивого — поступай по правде, а не по лицу, на лица не зри.
Там вложены принципиальные, фундаментальные мысли, зерна, которые могут со временем воспитать общество, относящееся к жизни с точки зрения справедливости как Божественного принципа.
И это искание справедливости должно найти свой выход в наших практических делах. Делах милосердия, делах ухода за беспомощными — тех делах, до которых не дотягиваются руки государства.
Это — дела прихода. Если приход сконцентрирует всю свою силу на выявлении беспомощных стариков и посильную помощь им, и у вас не останется времени на демонстрации — то никакого ущерба для общества в этом не будет. Если вы найдете какую-то другую полезную нишу в обществе и будете восполнять недостаток справедливости в этой части жизни своими силами — я думаю, это будет самый лучший способ социальной активности.
Все остальные ее виды, честно говоря, меня пугают.
Меня пугают современные монархисты, потому что по большей части это карикатурное движение. Меня вообще пугают всякие ряженые.
У меня вызывают отвращение националисты и бритоголовые. Всякое выдвижение своего этноса и своего цвета кожи в пику другому этносу вызывает у меня рвотный рефлекс — это совершенно гибельные движения.
У меня вызывает массу отторжений некритичное преклонение перед Западом и попытка моментального перенесения на русскую почву всех культурных и социальных норм, которые есть на Западе. Это невозможно, это педагогическая глупость, это обличение отсутствия мудрости в человеке. Нельзя этого делать, надо вынашивать свои формы социального устройства.
И самой живой ячейкой вынашивания форм социального устройства должен быть приход.
Все, что есть в западном мире хорошего (например, небезразличие, моральный пафос, умение организоваться: повесил хозяин собаку — люди вышли на демонстрацию и требуют от власти привлечь к суду этого варвара, который издевается над животными; случилась у кого-то беда — они строчат письма, протесты устраивают, начинают двигать общественное мнение, чтобы пресечь негативное явление; показали гадость про Христа в кинотеатре — они взяли, собрались, побили витрины, никто ничего не будет им делать, потому что они воодушевлены верой) — внимание! — выросло из приходской деятельности западных общин.
Америка как политическое и государственное явление выросла вокруг маленьких разрозненных общин, в центре которых стоял белый человек с Библией в руках — первый переселенец. Менониты, квакеры, анабаптисты, баптисты, пуритане — готовая религиозная община со своим психологическим складом, со своей привязанностью к Писанию, со своей трудовой этикой — приезжали на новую необжитую землю, строили свою маленькую общину, входили в общение с другими общинами, составляли свои законы, выбирали шерифа, воевали с индейцами, наказывали своих преступников — и разрастались в политическое явление.
Все строилось вокруг общинной — приходской по сути — жизни.
Точно так же было в Европе: Швейцария, Англия, Италия — отдельные города, отдельные приходы, отдельные кантоны, отдельные религиозные движения — все это строилось приходской активностью.
Вся политическая острота и вся успешность Европы — Германии, Франции, Северной Европы: Дании и Швеции — это все трансформированная успешная историческая деятельность христианских общин.
Она разная, но эта пестрота является залогом баланса системы. Система тем устойчивее, чем она пестрее. В одной общине больше думают о милосердии, в другой — о строительстве храмов, жилья или чего-то еще, в третьей — думают о проповеди и образовании, в четвертой — об искусстве, в пятой — об экологии. Это местные традиции приходских видов активности.
Хороший европейский мир