Статьи и проповеди. Часть 8 (25.03.2013 – 14.12.2013)

Те, кто живет в атмосфере единоверия, верят плохо. Таков закон. Вера рифмуется с этническим характером и привычками, спорить не с кем, все закутывается в обряд. Если честно, то это смерть веры в объятиях этических фантазий. Великое же творится на стыках и на разломах. Святые отцы наиболее плодотворны, когда еще открыты языческие училища, и мысль христиан не имеет права спать. Враги бросают вызовы, Церковь с болью рождает ответы. Лишь те, кто живет на вулкане, умеют отделять главное от второстепенного. Такова жизнь на Востоке. Христиане Сирии умеют жить в мире с мусульманами, если дело идет о быте и взаимоуважении, но они же умеют отличить главное в различии вер. Нам этого умения, ой, как не хватает! Может, научимся? Инъекция арабоязычных христиан в народное тело России никому не повредит. Эта инъекция одних физически спасет (сирийцев), а других (нас) морально и духовно обогатит. Мир и так смешивается путем миграций, браков и культурных заимствований. Этот процесс не остановить, но на него можно влиять. Возможные пришельцы, о которых речь, будут христиане, регулярно ходящие в храм в воскресенье, а не только в Рождество и Пасху. Это — непьющие христиане, что в наших краях просто чудотворно и в качестве примера, и в качестве факта. Они помогут нам понять то в Коране и исламе, что не противоречит Евангелию, и то, что вовсе не сочетаемо с Духом и буквой Нового Завета. Одним словом, мы имеем шанс несказанно обогатиться, совершив дело христианского милосердия: и потому, что Бог нас благословит, и потому, что примем людей восточной христианской культуры, связанных с нами глубокими, но плохо ныне прочувствованными корнями.

Затем разговор коснется коптов. У тех тоже есть чему поучиться, и часть из них тоже не прочь переменить место жительства по известным причинам. Это обновит и освежит вопрос христианского единства, переведя его из области теорий и богословских разговоров в область милосердной практики. «Я был странник и вы приняли Меня». И ведь совершенно разные вещи: издалека и свысока рассуждать о том, чего в глаза не видел, и — посмотреть своими глазами, как молятся и живут сегодня внуки Антония Великого и других египетских отцов.

Там, где мы не творим историю и не влияем на нее, Господь продолжает творить историю и двигать человечество в нужном Его воле направлении. От нас тогда требуется реагировать на Божии дела. Сие есть дело Божие — спасать обреченных и просящих убежища. Спасать тех, кто верит так же, как мы, только молится на другом языке, при этом верит зачастую и чище, и искреннее, и сильнее нас. Пусть политологи и культурологи додумают основные посылы. Язык у них не повернется отдать предпочтение массам стихийно просачивающихся в Россию сынов Кавказа и Азии перед теми, кто вырос в одной из колыбелей мировой цивилизации, кто украшен именем христианина и говорит по-арабски. И дело далеко не в одном поиске выгоды в области миграционной политики или межконфессиональных отношений. Дело и в международном имидже Родины, и в фактическом приближении России к идеалу хранительницы Православия. Дело, во-первых, в исполнении заповеди о милосердии, через что дождь милостей Божиих непременно прольется и на спасенных, и на нашу сухость.

На краю (18 ноября 2013г.)

Девушка плакала в зале регистрации международного аэропорта. Уже был сдан багаж, уже на руках был посадочный талон, а она плакала. Ничего удивительного. Девушки часто плачут, потому что жизнь непонятна, запутана и несправедлива. Потому что море не переспоришь. Сколько не кричи на него, как Демосфен, оно будет бросать свои безучастные соленые волны на берег и ухать раз за разом о бетонную набережную приморского городка. И часто, когда маленький человек стоит один на один перед непокорной жизненной стихией, слезы, такие же соленые, как морская вода, текут у него из глаз, не спрашивая разрешения.

Ее звали Оля, а его Озан. Озан по-турецки — «певец». Где они познакомились? Где и как он вскружил ей голову своими песнями? В социальных сетях, а потом по скайпу. Где ж еще? Жизнь в родном приморском городе такая скучная и однообразная, а турецкий соловей пел такие нежные слова, что смысл их не мог испортить до конца даже переводчик Google. Как сердцу не забиться учащенно! И телевизор, как назло, кормил страну уже не первый месяц турецкими сериалами. Там женщины благородны, а мужчины сильны и трезвы. Там уважают материнское слово и больше смерти боятся позора. Там природа смешала воедино и чаек, и море, и кипарисы, и высокое голубое небо, а история приправила от себя всю эту роскошь храмами, мечетями и крепостями. Это всё недалеко — всего лишь на той стороне моря, которое можно и переплыть, и перелететь, лишь бы была охота.

И когда он «пропел»: «Приезжай», разве можно было отказаться?

Мать отпустила. А почему нет? Девушке нужно устроить жизнь. С кем ее здесь устроишь? За границей люди культурные, трезвые, работящие. Мелькнула мысль, что и сама она на старости станет «ханум» и будет пить кофе на белой мраморной террасе. «Езжай, дочка. Всюду люди живут».