Статьи и проповеди. Часть 9 (27.12.2013 – 09.04.2015)

А потом была революция в России, говорить о которой трудно из-за слез. Потом – революция в Германии. Потом – Версальский мир, показавший, что «правда и справедливость это пустые слова», что корысть, эксплуатация и лицемерие есть набор констант европейской политической жизни. Одним словом, наступило горькое прозрение. И ведь сказано это до Второй Мировой войны, до Хиросимы, до Вьетнама и проч. Теперь, говорит Франк, мы видим шофера или швейцара с газетой, но уже не восхищаемся его политической грамотностью. Мы знаем ей цену. Мы слышим речи парламентских ораторов, которыми когда-то восхищались, и нас тошнит как от их пустозвонства, так и от своей глупости: «Надо же было купиться на такую дешевку!» Прозрение наступило.

Франк много чего пишет, и пишет ярко, выстрадано. Поэтому я в очередной раз высказываю надежду на то, что пытливый найдет и прочтет. А мы скажем – третий идол пал. Последний идол в списке – идейность. Долгие годы считалось, что человек без идеи это примитивный обыватель. Чего от него ждать? От идейных ждали всемирной справедливости, а от безыдейных только песен под гитару. 20-й век показал, что ложная идейность несравнимо страшнее всякой безыдейности. Ложная идея это бес, антонов огонь, чума информационного века, оружие массового поражения. 21-й век только продолжает доказывать эту странную истину. Идейные террористы, идейные фашисты, националисты… Им имя легион. Они не спорят и не слушают другую сторону. Другая сторона у них и заклеймена и приговорена. Вопрос лишь в сроках. Обычной человечности от них не жди, как будто не обычная мать их грудью кормила. С простым договоришься, с идейным нет. Простой простит и забудет, идейный расстреляет. И все потому что идеи ложные, узенькие, бесовские. Все зараженные ими смертельно опасны уже не для отдельного человека – для целых стран и континентов, и трудно найти кого-либо более опасного чем они.

Букв мною уже написано много. Я планировал меньше. Поэтому, оставляя удивительную статью Франка на проработку и личную оценку умного читателя, подхожу к главному. Когда разочаруется человек в заблуждениях молодости, в идолопоклоннических кувырканиях перед истуканами глиняными, серебряными и пластмассовыми, когда тошно станет ему оттого, что жизнь он прожил лживо и даром, что остается ему? Ему остается найти Бога. Та пустота, в которой он оказался после крушения ложных ценностей, это и есть среда встречи с Подателем Жизни. Пустота сия провиденциальна. Это та пустыня, где происходят самые важные в истории диалоги, подобные диалогу близ горящей Купины. И в самом крушении идолов заложен тот положительный смысл, что иначе нельзя познать Единого, как только перешагнув через бесчисленные обломки рухнувших Астарт, Ваалов и Перунов. Пустота, горечь и одиночество есть предварительные условия обретения Бога. А вместе с Ним – всего доброго вообще, ибо Он – источник всего доброго. Он Сам ждет этих множественных обращений, для чего попускает лжи разоблачиться, скомпрометироваться, завоняться. Словно говорит: «Уходи оттуда, человек. Не там смысл, не там полнота и счастье»

А если не произойдет обретение, не произойдет встреча? Если не поймет человек, не заметит, отвернется? Что ж. Тогда вариантов нет. Человек такой погибнет. Погибнет страшно, бессмысленно и навсегда.

Что я мог сделать один? (7 августа 2014г.)

Бывает, что учишь-учишь какой-то предмет в школе или ВУЗе годами, а на выходе остается от него в памяти какой-то «пшик», и даже цвет обложки учебника говорит сознанию «прощай». А бывает, увидишь что-то мельком или услышишь, и останется это в тебе надолго, сам не знаешь – к чему или зачем. Очень по-лермонтовски получается:

Есть речи, значенье темно иль ничтожно

Но им без волненья внимать не возможно…

Так однажды в перестроечные годы (годы перемен, «минуты роковые», будь они неладны) увидел я мельком кусок пьесы по телевизору. Кусок без начала и конца. Выходит юноша на сцену и, разводя руками, говорит: А что я мог сделать один? Потом выходит с другой стороны сцены из-за кулис другой человек и говорит: А что я мог сделать один? Потом тетка какая-то выходит и тоже говорит: Ну, а что я могла сделать одна? И так довольно быстро сцена наполняется разномастным народом, произносящим одну и ту же фразу: А что я мог\могла сделать один\одна? И мало ли я видел всяких пьес? А вот, поди ж ты – засела в меня эта картинка сценического действия без начала и конца, без имени автора и названия, случайно увиденная по телику в те годы, когда всю страну «позвали всеблагие, как собеседников на пир».