Статьи и воспоминания

В творчестве Евгения Шварца еврейская тема также присутствует, в том числе, и открыто.

Вспомним пьесу "Голый король", написанную в 1934 г., т.е. через год после прихода Гитлера к власти в Германии (напечатана и поставлена впервые только в 1960 г.). Король сказочной страны "объявил, что наша нация есть высшая в мире" (с. 444) [58], и камердинер предупреждает переодетых в ткачей героев: "...ни слова о наших национальных, многовековых, освящённых самим создателем традициях. Наше государство - высшее в этом мире! Если вы будете сомневаться в этом, вас, невзирая на ваш возраст... (Шепчет что-то Христиану на ухо).

Христиан. Не может быть.

Камердинер. Факт. Чтобы от вас не родились дети с наклонностями к критике. Вы арийцы?

Генрих. Давно" ( с. 457-458).

Понятно, что имеется в виду Германия, где была использована стерилизация людей. Напряжение снимается репликой Генриха, что они "давно" арийцы, но разговор о "чистоте крови" возникает вновь. Король рассказывает, что видел во сне "благородную нимфу, необычайно хорошей породы и чистой крови" (с. 464), а в беседе с придворным учёным о родословной Принцессы ужасается, когда речь заходит об Адаме:

Король. Какой ужас! Принцесса еврейка?

Учёный. Что вы, ваше величество!

Король. Но ведь Адам был еврей?

Учёный. Это спорный вопрос, ваше величество. У меня есть сведения, что он был караим.

Король. Ну то-то! Мне главное, чтобы принцесса была чистой крови. Это сейчас модно, а я франт" (с. 469).

В Германии уже начались преследования евреев, а караимов (секту, отделившуюся от иудаизма ещё в I тысячелетии) нацисты не тронули. Кроме того, если верить, что первый человек - Адам - был евреем, то все расовые теории лишаются смысла.

Король бушует, подозревая "нечистокровность" принцессы, и вопит: "Немедленно гнать принцессу! Может, она семитка? Может она хамитка!" (с. 475) Хамитами, произошедшими от Хама, сына Ноя, считались народы чёрной расы (негров в Германии преследовали тоже), но в слове "хамитка" слышно и более новое значение понятия "хам" - хамка. Правда, увидев красавицу принцессу, король жалует "ей немедленно самое самое благородное происхождение, самое чистокровное!" (с. 482)

И в "Драконе", сочинённом во время войны, в 1943 г., также описано, как сказочный Дракон с тремя головами "избавил" свой город от цыган (которых также в реальности преследовали нацисты), и архивариус Шарлемань, который "в жизни своей не видал ни одного цыгана", "ещё в школе проходил, что это люди страшные" (с. 417) [59]. Дальнейшая характеристика цыган, кроме одной черты - "они воруют детей" - чрезвычайно похожа на антисемитские высказывания о евреях: "Это бродяги по природе, по крови. Они - враги любой государственной системы, иначе они обосновались бы где-нибудь, а не бродили бы туда-сюда. Их песни лишены мужественности, а идеи разрушительны. Они воруют детей. Они проникают всюду" (с. 417).

Особенно антисемитским духом веет от высказываний: "Они - враги любой государственной системы" и "их идеи разрушительны", тогда как цыган, насколько мне известно, никто не обвинял во внесении в наш мир новых идей. В "драконовом городе" "ещё сто лет назад", так же, как в нацистской Германии, "любой брюнет обязан был доказать, что в нём нет цыганской крови" (с. 418). А Бургомистр начинал рассказывать анекдот со слов: "Одному цыгану отрубили голову..." (с. 437).

* * *

Итак, можно сказать, что проблема еврейского существовала в жизни Евгения Шварца как двойственность ощущения своей национальности, отношения к славе. Оценка писателем других людей в мемуарах всегда учитывала национальные черты, особенно еврейские, но при этом ни еврейские, ни русские черты не были однозначными - "положительными" или "отрицательными". На анализе биографического материала, мне кажется, можно отметить восприятие Шварцем "еврейских" черт скорее как "чужих" (в случае с евреями из Западной Украины и как "чуждых"), а "русских" как более близких, при постоянной рефлексии на эту тему.

Возможно предположить, что еврейская компонента оставалась постоянной во внутреннем мире писателя, возникая в творчестве подспудно в особом качестве его юмора или, скорее, в интонации его сказок для театра, но явственно и даже подчёркнуто проявилась в поздних дневниках. Хотя в пьесах 1930-40-х гг. - "Голый король" и "Дракон" - еврейская тема прозвучала открыто, в качестве антинацистской, как отклик на современные события.