Далее мы узрели Залевка, Фалеса, Анаксимандра и всех мудрецов, искавших истину и практиковавших добродетель.
Когда мы оказались возле Сократа, я тотчас же узнал его по его впалому носу[74]
.- Прекрасно, -- сказал я ему, - вот и вы среди доверенных лиц Всевышнего! Все обитатели Европы, за исключением турок и крымских татар полных невежд, произносят ваше имя с почтением. Это великое имя любят, пред ним благоговеют вплоть до того, что желают знать имена ваших гонителей. Мелета и Анита знают благодаря вам, подобно тому как Равальяка узнали благодаря Генриху IV; однако я знаю всего лишь имя Анита; я не ведаю точно, каков он был, этот преступник, с легкой руки которого вы были оклеветаны и который достиг своей цели - осуждения вас на цикуту.
- После моего приключения я более никогда не думал об этом человеке, отвечал мне Сократ, - но коль скоро вы мне о нем напоминаете, я весьма о нем сожалею. То был злобный жрец, тайно торговавший кожами: такой вид торговли считался среди нас, греков, постыдным. Он посылал своих двух детей ко мне в обучение. Однако другие ученики укоряли их в том, что отец их - дубильщик кож; они вынуждены были покинуть меня. Отец, разъяренный, не успокоился до тех пор, пока не восстановил против меня всех жрецов и софистов. На Совете пятисот они уверяли, что я -- безбожник, не верящий в то, что Луна, Меркурий и Марс - боги. В самом деле, я думал тогда, как думаю и сейчас, что существует один только Бог - господин целокупной природы. Судьи передали меня государственному отравителю, который сократил мою жизнь на несколько дней: ведь я мирно скончался в возрасте семидесяти лет. После этого я веду блаженную жизнь вместе со всеми этими великими людьми, которых вы видите и среди которых я - самый ничтожный.
После того как я некоторое время наслаждался беседой с Сократом, я двинулся с моим проводником в кустарник, расположенный несколько выше тех рощ, где все мудрецы античности, по видимому, вкушали блаженный отдых.
Я увидал человека с мягкими и простыми чертами лица, показавшегося мне тридцатипятилетним[75]
. Он бросал издалека сострадательные взгляды на белеющие скопления останков, через которые я был проведен, дабы достичь местопребывания мудрецов. Меня поразил вид его раздутых и кровоточащих ног, таких же рук, пронзенного [копьем] бока и бедер, содранных до крови ударами бича.- "Милостивый Боже! - сказал я ему, - возможно ли, чтобы справедливый и мудрый человек пребывал в таком состоянии? Я только что видел мудреца, с которым обошлись самым мерзостным образом, однако между его казнью и вашей нет никакого сравнения. Дрянные жрецы и не менее дрянные судьи его отравили; неужели и вас убили столь жестоким образом жрецы и судьи?
Он весьма приветливо ответил мне: "Да".
- Но кем же были эти чудовища?
-- Лицемерами.
-- А! Этим все сказано. По одному этому слову я вижу, что они должны были присудить вас к высшей мере наказания. Верно, вы им доказывали, как Сократ, что Луна - не богиня, а Меркурий - не бог?
-- Нет, речь не шла в моем случае об этих планетах. Мои соотечественники вообще не знали, что это такое -- планета: все они были круглыми невеждами. Их суеверия сильно отличались от суеверий греков.
-- Значит, вы наставляли их в новой религии?
-- Совсем нет; я им просто говорил: "Возлюбите от полноты вашего сердца Бога и вашего ближнего, как самого себя, ибо именно это значит быть человеком". Судите сами: разве такое предписание не старо, как мир? И смотрите, принес ли я им новый культ. Я без устали им твердил, что явился не затем, чтобы упразднить закон, но дабы его исполнить; я соблюдал все их обряды - был обрезан, как они все, крещен, как самые ревностные из них, платил, как они, корбан; как и они, я праздновал пасху, вкушая стоя ягненка, вываренного в латуке. Я и мои друзья ходили молиться в храм; друзья мои посещали этот храм и после моей смерти; одним словом, я исполнял все их законы без исключения.
- Как, эти несчастные не могли вам даже вменить в вину Отступничество от их законов?
- Разумеется, нет.
- Но по какой же причине довели они вас до состояния, в котором я вас застаю?
- Что могу я вам на это сказать? Они были преисполнены гордыни и корысти. Они видели, что я их узнал, и знали, что я раскрывал на них глаза гражданам; они были сильнее меня, и они лишили меня жизни: люди, подобные им, всегда поступают таким образом, если могут, с любым человеком, оценившим их справедливой меркой.
- Но не сказали ли вы и не сделали ли чего-то такого, что могло бы хотя бы служить им предлогом?
- Все может служить предлогом злодеям.
- Не обронили ли вы однажды, что явились принести не мир, но меч?
- Это ошибка переписчика; я, наоборот, сказал, что пришел принести не меч, но мир. Я никогда ничего не писал; могло быть внесено изменение в мои слова, произнесенные без всякого злого умысла.
- Таким образом, ваши речи, будучи либо плохо составленными, либо дурно истолкованными, никак не способствовали образованию этих груд ужасных останков, кои я зрел на своем пути, направляясь к вам для совета?