Статьи из "Философского словаря"

Всегда находятся жалкие компиляторы, осмеливающиеся выступать в роли врагов своего времени; они громоздят один на другой пассажи Плутарха и Афинея, дабы попытаться доказать нам, что мы якобы ничем не обязаны Ньютону, Галлею и Брадлею[81]. Они создают себе из древних рупоры славы. Они утверждают, будто эти древние уже все сказали, и имеют глупость считать, будто разделяют их славу лишь потому, что предали их писания гласности. Они выворачивают наизнанку фразу Гиппократа, дабы уверить нас, будто грекам известна была циркуляция крови лучше, нежели Гарвею. Чего только они не придумывают! У греков, мол, были и лучшие ружья, чем у нас, более мощные пушки, выпускавшие снаряды на большее расстояние; они лучше нас печатали книги, выпускали более красивые гравюры и т.д. и т.п.; они также превосходили нас в живописи маслом, имели хрустальные зеркала, телескопы, микроскопы, термометры! И разве не нашлись люди, уверявшие, будто Соломон, не владевший ни одним морским портом, послал флотилию в Америку? И т.д. и т.п.

Одним из величайших хулителей новых веков был некий Дютан. Кончилось тем, что он сочинил книжицу, столь же подлую, сколь и безвкусную, против философов наших дней. Книжица эта озаглавлена "Набат"; однако он мог сколько угодно бить в свой набат - никто не явился к нему на помощь; он всего лишь умножил собой число зоилов, которые, будучи бесплодными, изливают свой яд на людей, прославивших свою родину и послуживших человечеству своими творениями.

ТЕОЛОГИЯ

Теология - это исследование, а не наука о Боге и божественных предметах; теологи есть среди всех священнослужителей древности -- то философы, которые, предоставляя взорам и умам толпы весь внешний, обрядовый облик религии, сами мыслили о божестве и происхождении культовых празднеств в гораздо более возвышенном духе; секреты свои они хранили про себя и для посвященных. На тайных празднествах Элевсинских мистерий представлялся хаос и образование мира, причем жрец пел такой гимн: "Откиньте предрассудки, кои могут вас отвратить от дороги бессмертной жизни, куда вы стремитесь; возвысьте ваши мысли до природы божественного; вообразите себе, что вы шествуете пред повелителем вселенной, единственным Существом, существующим само по себе". Таким образом, на празднестве аутопсии[82] признавался лишь один Бог.

В египетских культах все было исполнено мистицизма; народ же, удовлетворяясь внешней импозантной вуалью, считал себя недостойным проникать за ее пределы, скрывавшие то, что внушало ему тем более высокую почтительность.

Обычай мистерий, естественно введенный по всей Земле, не давал интеллектуальной пищи для диспутов. Языческие теологи совсем не стремились к публичному утверждению своих мнений, ибо достоинством их мнений была как раз их таинственность; и все религии были мирными.

Если бы христианские теологи поступали таким же образом, они приобрели бы себе большее уважение. Народ не создан для познания того, является ли рожденное слово единосущным со своим родителем, существуют ли одна ипостась и две сути, единая суть и две ипостаси или же, наконец, одна ипостась и единая суть; он не создан для понимания того, сошло ли это слово в ад per effectum[83] и в преддверие рая per essentiam[84], вкушают ли его тело только вместе с акциденциями хлеба или с его субстанцией; бывает ли благодать переменчивой, достаточной, сопровождающей и принудительной в сложном смысле или раздельном. Девять десятых человечества, зарабатывающие себе на жизнь трудами рук своих, плохо разбираются в этих вопросах; теологи, не лучше в них разбирающиеся (ибо они терзают эти вопросы вот уже столько лет без всякой согласованности между собой и будут спорить и впредь), несомненно, поступили бы правильнее, если бы отделили себя от профанов вуалью.

Поменьше теологии и побольше морали сделало бы их высокочтимыми среди народов и у царей; однако, устраивая свои публичные диспуты, они сотворили себя хозяевами тех самых народов, которыми хотели руководить. Ведь что произошло? Произошло то, что злополучные эти споры посеяли рознь между христианами, в которую по необходимости вмешались вдобавок корысть и политика. Каждое государство (даже в эпохи невежества) имеет свои частные интересы, а потому ни одна церковь не мыслит едино с другой, многие же из них диаметрально друг другу противоположны. Какой-нибудь доктор теологии из Стокгольма не может мыслить так, как другой доктор из Женевы; англиканин в Оксфорде должен отличаться от того и другого; тому, кто получает свой докторский колпак в Париже, не дозволено поддерживать неотъемлемые мнения римского доктора. Между религиозными орденами, соперничающими друг с другом, произошел раскол. Монах-францисканец обязан верить в беспорочное зачатие; доминиканец должен его отвергать, и в глазах францисканца он - еретик. Кончилось тем, что дух геометрии, распространившийся столь явно в Европе, сильно обесценил всю теологию.