Статьи из газеты «Вечерняя Москва»

К словам лидера ЛДПР стоит прислушаться, потому что этот политик, ради маскировки умело мимикрирующий под шоумена, ничего не делает просто так. Практически все его политические оценки — умелый и тонкий вброс: в таком клоунадном варианте общество легче воспринимает идеи, которые в серьезном изложении, несомненно, взорвали бы его. Представляю себе, что началось бы, если бы все население нынешней России обозвал шариковским какой-нибудь Альфред Кох или другой демократ, лучше бы инородец. Истерика началась бы — дай бог! Помню, как один перестроечный публицист обозвал коммунистический электорат «детьми Шарикова», — электорат два года выл, да и теперь еще не вполне зализал ошпаренный бок; но Жириновскому можно. Свой. Это лишнее доказательство того, что «патриоты» и сочувствующие выбирают героев не по национальному, а по какому-то иному признаку. «Своему» позволяется то, что в устах чужого звучало бы классической «русофобией»: даже если «чужой» похвалит Родину — он явно имеет в виду какую-то гадость, а свой хоть плюй в глаза, все будет Божия роса.

Откровения политтехнолога

Интересно, что почти одновременно со скандальным высказыванием Жириновского случилась другая политическая сенсация: заговорил Сурков, один из главных кремлевских политтехнологов. Тот факт, что ключевая и при этом теневая фигура сначала ельцинской, а потом путинской администрации вдруг вышла из сумрака и наговорила откровений на целый газетный разворот, явственно демонстрирует нам всем серьезность момента. В бой брошен главный кадровый резерв, который раньше только принимал решения, но никогда не снисходил до публичной их мотивировки. Сурков сформулировал несколько мыслей насчет незрелости российского населения, которое к демократии еще, прямо скажем, не готово. Всякие выборы превращаются в пир политтехнологий самого черного свойства; бедность и необразованность народа превращают его в легкую добычу манипуляторов; словом — назначения гораздо надежней в смысле общественного блага…

Ибо, как явственно читается между строк (а Сурков сделал все для того, чтобы его текст читался именно так), — народ не понимает своей пользы. Железной рукой загоним человечество к счастью.

Я вообще с крайним недоверием отношусь к любым попыткам российского самоуничижения. «Из нас, как из дерева — и дубина, и икона»; «Широк русский человек, я бы сузил»; «С нами иначе нельзя» — все эти стандартные формулы пахнут уничижением паче гордости и служат, как правило, для того, чтобы тем вернее распалить свое национальное чувство.

Русский национализм вообще стоит на этом самоуничижении, на некоторой достоевской подпольности: я хуже (несчастнее, забитее) всех, но именно этим я лучше (чище, духовнее) всех. По этой же формуле оправдывается и зверство: это всего лишь изнанка, зеркальное отражение русской беспредельной духовности; русский человек беспределен во всех направлениях, и если ничем не ограничены его духовные, эстетические, космические и прочие порывы — стало быть, нет ему ограничителя и в насилии, буйстве и самоистреблении.

«Аль у сокола крылья связаны, аль пути ему все заказаны?» Апология этой беспредельщины составляет одну из любимых струн на придуманной четырехструнной балалайке профессионального патриота. Три остальные струны тоже отлично знакомы всякому специалисту по политической риторике: весь остальной мир сговорился нас извести; без пьянства и воровства в России ничего не делается, ибо сама идея закона противна русской широкой натуре; и, наконец, излюбленное «С нами иначе нельзя».

Меня всегда поражала именно эта легкость перехода от самоуничижения к самовосхвалению: да, мы быдло, мы дети Шарикова! — и именно поэтому мы вам сейчас покажем! Чем больше себя унизишь — тем выше потом воспаришь.

Высказываниями вроде «Преображенские уехали, а Шариковы остались» проще всего легитимизировать, узаконить любые действия власти. Интересный вообще генезис у этого выражения: «С нами иначе нельзя». Почему считается патриотичным любить именно самую жестокую, бессмысленно кровавую власть? Почему патриоты до сих пор ходят на демонстрации с портретом Сталина, который в деле истребления русского населения смело может соперничать с Гитлером? Да потому, что именно такая власть освобождает народ от всякой ответственности.

При такой власти ему все можно: на ее фоне он прямо-таки свят. Воровство, лень, тупость, попустительство, садизм — все списывается на войне, которую власть ведет против собственного народа; вот почему военная риторика так популярна у патриотических публицистов. «С нами иначе нельзя» — на деле означает «Нам все можно». Если власти можно врать, убивать без суда и следствия — значит, и нам можно доносить, обманывать, подсиживать, громить, «грешить бесстыдно, беспробудно»… При демократии обвинить некого, кроме себя.