Статьи из газеты «Вечерняя Москва»

По правде сказать, я не люблю ностальгически-вспоминательной журналистики. Ностальгии чаще всего мешает хорошая память. А она у меня хоть и избирательная, но недурная.

И мне не нравилось, когда мой друг и коллега, известный своей независимостью и непосредственностью на грани фола, лез к Михаилу Сергеевичу на какой-то презентации чуть ли не с объятиями: благодаря вам я состоялся!!! А по-моему, грош тебе цена, если ты состоялся благодаря кому-то.

Конечно, без перестройки и последующего периода ельцинского правления все мы были бы не те.

Но преувеличивать роль эпохи в наших биографиях тоже не след — большинство ведь приписывают временам свои заслуги, чтобы потом тем вернее списать на них свои грехи.

Так что ельцинская эпоха — чрезвычайно конкретная и узнаваемая, при всей своей путаности и неопределенности, — научила меня, вероятно, только одному: судить о человеке следует прежде всего по его врагам. Цели наши не ясны, задачи не определены, хорошие и плохие отметки расставит история — да и то, по русскому обычаю, переставит их потом десять раз.

Так вот, я не очень хорошо себе представляю, какую оценку Ельцину-политику поставит история. Истории в этом смысле проще, чем мне: она несентиментальна. И вряд ли ей будет дело до наших голодных стариков или бездомных подростков: история в командировки не ездит.

А я ездил и все это видел, а чего не видел своими глазами, то мне услужливо и крупно показали по самому правдивому телеканалу.

И когда я видел самый плодородный и перспективный пласт населения (милую моему сердцу среднюю интеллигенцию, учителей, инженеров, сочинителей) в нищете и позоре, оправдывать Ельцина не позволяло мне элементарное сострадание: неправильно, когда те, кто соображает хуже и может меньше, чувствуют себя лучше всех.

Но какую оценку Ельцин должен получить от современников, я примерно догадываюсь. Потому что политика — это та сфера, в которой исходят из данности и судят от противного. Поэтому, поздравляя его с семидесятилетием, я могу честно и ответственно сказать: если судить по врагам, человек вы достойнейший, а жизнь ваша — праведная.

Посмотрите только, какой букет! Зюганов и Проханов, Березовский и Гусинский, крайние левые и крайние правые. Коржаков. Юрий Скуратов. Господи, да это просто элита какая-то — все наиболее пугающие персонажи нашего бомонда и подбомондья! Правда, отчасти их такими сделал сам Ельцин. Но это как раз его ценнейшее свойство — из обычного добродетельного человека делать святого, из человека не слишком добродетельного творить законченного негодяя. Все, кто с ним пересекался, выдавали максимум того, на что они способны. Ну кто бы сказал, глядя на Хасбулатова или Руцкого, на какие вещи способны эти люди? Кто узрел бы в губернаторах потенциальных диктаторов? И именно Ельцин впервые заставил канал НТВ проститься с хваленой респектабельностью и буквально визжать…

Нет, конечно, Ельцин умудрялся выявлять в людях не только дурное. Ну вот был Юмашев, хороший такой, но не хватающий звезд с неба молодежный журналист. Происходит встреча с тогдашним лидером оппозиции — и через несколько лет из Юмашева получается фактически рулевой всей внутренней политики, феноменальный организатор и вдобавок совершенно засекреченный тип. Или Явлинский: обыкновенный, ничем не примечательный экономист, остроумный, конечно, но мало ли остроумных экономистов! Они вообще очень веселые люди, насколько можно судить… И нате вам — из Явлинского получается святой. Нормальный, профессиональный святой — не шучу — это тоже работа не самая легкая, и хлебнул он на ней своего лиха; трудность в том, что демократическая наша элита труслива, легковерна и склонна к предательству, так что своих же святых в худшем случае топчет, в лучшем игнорирует.

Или Чубайс: ну был такой доцент в Петербурге, мало ли в Петербурге доцентов, а при Ельцине какой получился железный рыночник, министр-администратор, человек-машина, для которого нет невозможного! А вырастив титана, Ельцин его тут же сбрасывал с корабля — неважно, боялся он конкуренции или просто отправлял воспитанника в свободное плавание, важно, что результат был благой.