Статьи из журнала «Компания»

Трудолюбие какого бы то ни было народа — вымысел марксистов: любить труд нельзя, это проклятие человечества. Мы рождены не для рутинного труда, а для творчества и наслаждений: тупой труд — удел тех, кто не умеет наслаждаться или творить. Работа не есть доблесть — это печальная необходимость, и не было бы ничего удивительного в таком отношении к ней. Но в России есть и своя специфика: тут ненавидят не работу, а работника. Кто хорошо трудится — тот непременно жлоб; кто ни черта не делает, как любимые персонажи русского фольклора — вор, бродяга или пьяница, — тому все валится в руки само. Сошлюсь на собственный пример: вызывает меня недавно начальник одного из журналов, где я работаю. «Как вы можете печататься у такого-то?!» Да очень просто могу: такой-то не ставит мне тематических ограничений, издание его не фашистское, финансируется не олигархатом и не Западом, что ж не печататься? «Но он… Но вы… Но вы себя компрометируете! Все знают, что он нарочно создан Кремлем!» Знают, и что? Почему я непременно должен изыскивать предлог для безделья: ведь все в России создано либо Кремлем, либо Березовским, и обе эти силы мне равно несимпатичны… Что ж, на улицу не выйти? Почему перед тем, как написать материал на интересующую меня тему, я должен требовать у издателя родословную до десятого колена? «Что может заставить вас работать у этого человека?!» — недоумевает начальство. Да ничего, обычное желание писать и печатать то, что я хочу. Разве этого мало? Но в этот стимул никто не верит. Я либо надеюсь выслужиться, либо хочу славы. Мало мне ее, славы-то, еще хочу.

А почему я, поэт, печатаю политические стихи в журнале? Это проституирование Музы! А почему такой-то, прозаик, пишет сценарии для сериалов? Это пошлость! А почему сякой-то, публицист, занимается еще и жизнеописаниями? Как он смеет — ведь это удел профессионалов! Любой человек, который делает хоть что-то сверх весьма убогой нормы, вызывает болезненное раздражение. Ну, чего ему надо?! Весь мой дачный поселок дружно ненавидит соседа, который своими руками, без помощи нанятых гастарбайтеров, сложил себе каменный дом с печью. Перед кем он выделывается?! Что он хочет нам всем доказать?! Никому и в голову не приходит, что дом он строил для себя, а нам ничего доказать не стремился. Он о нас вообще не думал.

«Работа — не волк, в лес не убежит», — говорит веселый и сметливый русский народ, и правильно говорит. Она — не волк, она верволк, вервольф. Готовый в любую минуту обернуться насилием, ложью, унижением, карьеризмом или подхалимажем. Тот, кто работает, — предает свою русскую идентичность. Которая в том и заключается, чтобы никогда — ни словом, ни делом — не помогать захватчику, свергать которого, однако, тоже нельзя.

Потому что тогда придется работать.

21 мая 2007 года

№ 19(464), 21 мая 2007 года

Плюнутая Россия

Войцеха Ярузельского собираются судить. За неконституционные действия 1981 года. Он жив, так уж получилось, и должен за это расплачиваться. Очень уж они торопятся свести счеты с прошлым. В девяностые почему-то не смогли, но сейчас их решимость значительно возросла. И памятники советской эпохи сносят сейчас, а не в девяностые. Потому что отвращение к России и желание нас уесть стали зашкаливать только теперь, спустя семнадцать лет после краха Варшавского договора. Это ведь не его судят, а нас. Если он переведет все стрелки на Москву — могут и помиловать за давностью… Хотя вряд ли он их переведет. Самолюбив слишком.

И вот здесь у меня возникает серьезный вопрос: судьи кто? Кто они, представители сегодняшней Европы, чтобы судить русских солдат 1945 года и польского диктатора 1981-го? Чем они настолько-то лучше? Каковы их ослепительные успехи? От имени какой идеологии вершат они свою торжественную порку? И тут, увы, получается, что идеология эта — согласно которой Россия не освободила мир от фашизма, а всего лишь оказалась хуже, жестче, выносливее фашизма — мало чем отличается от гитлеровской доктрины. Простите меня за эти горькие слова, но это так.

Не стоит предаваться иллюзиям: уничтожение памятников той победы как раз и есть реабилитация того агрессора. В Прибалтике мы это уже наблюдали — там немцев восприняли как освободителей. Но у Польши, кажется, меньше оснований так думать — она-то во время войны натерпелась изрядно, побольше, чем в период советского влияния. Но нет, счеты с социалистическим периодом польской истории еще отнюдь не сведены. Надо заново расправиться с тогдашними вождями. Мертвых выкопать, живых закопать. Надо еще раз отречься, проклясть, поклясться в новой верности. Суд-то ведь не над Ярузельским — не в нем дело. Это все нам, за насилие и оккупацию, за Варшавский договор и визиты на высшем уровне, за идеологические запреты и удушающую атмосферу.