Теперь к вопросу о ячейках военных, которые могли бы помочь нам своим выступлением, обеспечить революционеров оружием т.д. Здесь возникают две проблемы, два варианта развития событий. Если группа военных, объявив о своём присоединении к народу, совершает переворот, рассматривая себя как организованное ядро, способное действовать в рамках принимаемых ими самими решений,—в этом случае речь идёт, по сути дела, о выступлении одной части армии против другой, и кастовая структура армии остаётся, скорее всего, нетронутой. При втором варианте войска быстро и стихийно присоединяются к народным силам; но это может произойти, по нашему мнению, только после жестоких ударов, полученных армией от сильного и упорного врага, то есть в условиях катастрофы существующей власти. Именно в такой ситуации—разбитой армии со сломленным моральным духом — может реализоваться второй из названных вариантов. Но очевидно, что этому опять-таки должна предшествовать вооружённая народная борьба. Что вновь возвращает нас к исходному вопросу о том, как и где эта борьба должна вестись. А ответ на него вновь приведёт нас к формуле развития партизанской борьбы в местности, наиболее для неё благоприятной; герилье, поддерживаемой борьбой в городах, при возможно более широком участии пролетарских масс, руководствующихся, естественно, идеологией своего класса.
Мы уже достаточно подробно проанализировали те дополнительные трудности, с которыми столкнутся революционные движения Латинской Америки. Теперь встаёт вопрос о том, не появились
1741 Куба — историческое исключение или авангард борьбы...
ли какие-то благоприятные факторы в сравнении с предыдущим этапом, тем, когда Фидель Кастро сражался в Сьерра-Маэстре? Думаю, что такие дополнительные условия, способствующие развитию очагов восстания, действительно возникли—как в рамках Америки в целом, так и специфические — и ещё более благоприятствующие нашей борьбе—в отдельных её странах. В этой связи следует отметить два сдвига субъективного порядка, ставших самыми важными последствиями Кубинской революции. Первый из них—это осознание возможности победы. Теперь уже доподлинно известно, что почин, подобный тому, который был предпринят группой мечтателей с «Гранмы» в их двухлетней борьбе на Сьерра-Маэстре, может увенчаться успехом. Их опыт показывает, что можно создать революционное движение, которое начинает свои действия в сельской местности, связывается с крестьянскими массами, развивается от меньшего к большему, уничтожает во фронтальной схватке армию и, опираясь на базу в сельской местности, завоевывает города; движение, которое своей борьбой наращивает субъективные условия, необходимые для взятия власти.
Всю важность данного урока демонстрирует нынешний рост числа поборников «теории исключительности»; тех, кто видит в Кубинской революции явление исключительное и неповторимое. Они —и левые, и правые—приписывают её успех одному человеку. При этом левые считают его линию свободной от ошибок, правые—настаивают на её полной ошибочности, но и те, и другие сходятся на том, что только благодаря этому человеку Кубинская революция смогла пройти по тропам, которые больше никогда и ни перед кем не откроются... Это—ложь, притом абсолютная. Возможность победы народных масс в Латинской Америке определяется выбором пути партизанской борьбы, основанной на действиях вооружённых крестьян, на союзе рабочих и крестьян, на разгроме армии в ходе открытой борьбы, на взятии городов извне, на роспуске армии, становящимся первым этапом тотального слома надстройки старого колониального мира...
Теперь о втором субъективном факторе. Народные массы осознали теперь не только возможность своей военной победы. Они уже знают дальнейшие судьбы революции. Всё с большей ясностью они понимают, что, каковы бы ни были превратности истории на небольших отрезках времени, будущее—за народом, ибо будущее—за социальной справедливостью. Это позволит поднять революционное
1751 зима 1962-1963 года -к;
брожение [fermento] в Латинской Америке на уровень, которого она ещё не знала...