Статистике вопреки

— Очередная часть Марлезонского балета, — пожала плечами староста. — Опять какие-то проблемы с Марго.

Да, с Анисимовой тут все успели перезнакомиться ещё за годы школьной учёбы, поэтому удивило меня совсем не это.

Они всё ещё были вместе, раз он до сих пор по ней так убивался. Смешно. Всё в этом мире менялось, кроме одного — Лёхи и его страданий по Рите.

Одним глотком прикончив остатки вина, я зачем-то согласилась выпить ещё, а потом и ещё... С Орлова, что ли, пример брала?

Пьяной я не стала, но вот хмельной вполне. Поэтому, когда запозднившуюся публику начали выпроваживать из ДК, я вполне стойко отбилась от многочисленных приглашений продолжить у кого-нибудь на квартире, настаивая на том, что мне надо в аэропорт. Обратный билет я не покупала, но знать об этом окружающим было необязательно. Сашка порывался заказать мне такси, но его планам было не суждено сбыться.

— Я сам, — почти грубо отрезал Лёшка и поймал меня за руку, быстрым шагом уводя от всех остальных. Бывшие одноклассники только и успели, что удивиться да рукой помахать, крикнув парочку ободряющих пожеланий, пока злой Орлов тащил меня куда-то в сторону от центрального входа.

Вот уж кто абсолютно был пьян, правда на ногах стоял вполне сносно и даже в темноте не спотыкался, в отличие от меня, у которой каблуки ботильонов всё время увязали во влажной весенней земле. В скором времени мне это надоело и я резко засопротивлялась:

— Лёша, у меня обувь замшевая!

Странно, но это была первая полноценная фраза, сказанная мной ему за какой-то нереальный промежуток разлуки. Больше, чем Женькина жизнь. И это дезориентировало меня окончательно. Вместо того, чтобы сообщить ему о главном, я распиналась по поводу обуви.

Впрочем, судя по-всему, ему и дела-то не было до главного. Орлов замер, держа меня за рукав куртки. В темноте было сложно разглядеть выражение его лица, а вот сбившееся дыхание я слышала отчётливо.

— Что происходит? — попыталась расставить точки над "i", но мне не дали, неожиданно подхватив на руки и унося куда-то дальше в темноту. Страшно не было. Это же Лёшка. Всё ещё Лёшка. И всё ещё мой. Ну или во мне просто говорило красное полусухое. — Пусти-и-и…

— Альбуцид, ты можешь хоть немного помолчать?! —  то ли спросил, то ли потребовал он.

Осчастливленная этим “Альбуцид”, я решила всё же затаиться и посмотреть, чем закончится этот фарс. Закончился он на трассе, где волшебным взмахом руки Алексей Игоревич поймал машину, назвав неизвестный мне адрес. Ехали с каменными лицами, делая вид, будто бы незнакомы. Нервно теребила в руках сумочку, считая дорожные знаки, мелькавшие за стеклом.

Район был спальным, с огромными дворами, потрёпанными жизнью, и редкими фонарями, что неприятно скрипели на ветру. Выйдя из машины, Лёшка размашистым шагом отправился куда-то вглубь от дороги, а я, как тот Пятачок, засеменила за своим Винни-Пухом. Меня уже начинал брать азарт по поводу того, чем закончится сегодняшний вечер. По-хорошему, нужно было вспомнить о гордости, развернуться и отправиться на поиски такси до аэропорта. Но, как ни странно, обиженной я себя не чувствовала. Может быть, потому что его поведение не вписывалось ни в одну логическую закономерность, что за это время успел вывести мой мозг.

Впрочем, стоило мне остановиться, как Лёшка тут же оказался возле меня и потребовал:

— Идём.

— Куда? — фыркнула я, скрестив руки на груди, что в куртке было не совсем удобно.

— Ты не можешь просто раз в жизни меня послушать? — неожиданно раздосадованно возмутился Орлов.

— Тебя?! — среагировала я на его тон. — Да ты мне за весь вечер и слова не сказал! Сидишь, волком на меня смотришь.

— Я волком смотрю?! — переспросил он меня. — Это ты от меня весь вечер нос воротишь!

Разговор до ужасного напоминал детскую перепалку в песочнице, где главным правилом было следить за тем, чтобы высказанная претензия была посильнее предыдущей.

— А у нас в квартире газ! — объявила торжественно, чем поставила Орлова в тупик.

— Чего? — пьяно нахмурился он, благо что свет от ближайших домов давал возможность видеть друг друга.

— Кто на лавочке сидел, — начала я издалека. С некоторых пор я неплохо поднаторела в знании детской литературы. — Кто на улицу глядел, Толя пел...

 — Кто такой Толя? — мрачно рыкнул Лёха, и впервые я напряглась, запереживав, не наблюдала ли у Женечки приступов имбецильности, и делая себе мысленно пометку уточнить передачу интеллектуальных способностей по наследству.

— Никто. Это стихотворение такое. Сергея Михалкова. А у нас в квартире газ. А у вас? Просто мы с тобой тут начали обидами меряться… — лекторским тоном начала я, но он перебил.

— То есть Толи нет?

Наш разговор начинал терять нить повествования, что изрядно стало меня напрягать. Вот что ему сейчас мешало спросить, откуда я знаю Михалкова? Я бы между делом заметила, что дочке читала… и вот тогда можно было бы перейти к теме родительства.

Но нет, мои познания в мире поэзии его интересовали мало.