Статистике вопреки

Не последнюю роль в этом всём сыграла моя докторская, которая никак не желала писаться, хотя с самоорганизацией у меня никогда не было проблем. И если кандидатская писалась мною чуть ли не на одном дыхании по ночам, между Женькиными вечными соплями и Таськиными режущимися зубами, то сейчас, когда жизнь была относительно спокойна и беззаботна, мой научный муз бесстыже свесил лапки и слал всех на фиг. Стоило открыть файл “Докторская”, как у меня тут же находился миллион других неотложных дел.

Поэтому вместо положенного отпуска я занималась изучением самой перспективной отрасли промышленности нашей страны. А что может быть более перспективным, чем добыча нефти и газа?

Так я и оказалась в качестве слушателя на конференции, где мне надлежало внимать опыту “коллег”. Вообще-то конференции я любила, и любовь эта случилась со мной с первого взгляда. Помню, как в шесть лет впервые попала на какие-то студенческие чтения, где моему папе полагалось сидеть в жюри. Заботливые усатые дядьки в твидовых пиджаках выделили стул, усадив меня между папой и ещё каким-то серьёзным мужчиной, который умудрялся ставить в тупик каждого из выступающих всего лишь одним-единственным: “И чё?!” Студенты терялись, бледнели-краснели, мужчину же такая реакция веселила, впрочем, как и моего родителя, тщательно скрывавшего улыбку, то и дело прорывающуюся сквозь густую бороду. Монотонные речи студентов шестилетнему ребёнку были мало понятны, зато торжественность и серьёзность окружавшей нас атмосферы впечатлила меня настолько, что, начиная уже с первого класса, я стала требовать от моей учительницы отправить меня хоть куда-нибудь. С этих самых пор все школьные недели науки, НОУ*, декадники и прочие сборища были моими. Это же было так волнительно, защищать свою позицию перед всеми, а потом, отвечая на многочисленные вопросы, обсуждать любимые темы. Как легко можно догадаться, в общении со сверстниками в этом плане у меня был недостаток.

Но конкретно сегодняшнее мероприятие меня совсем не радовало. Сказывался и протест против решений руководства, которое занималось голимым шантажом, уже который месяц грозя урезать нам финансирование, и недовольство отведённой мне ролью простого слушателя. Я-то привыкла к более активному участию. Впрочем, не суть важно.

Главное, что я сидела и скучала, отсчитывая медленно тянущиеся минуты до обеда, когда вечер, то есть день, перестал быть томным: на месте докладчика вдруг появился ОН — Орлов Алексей Игоревич. Высокий, плечистый, со своей вечно растрёпанной тёмной шевелюрой и лёгкой небритостью, загорелый, с выдающимся прямым носом и пухлыми губами. Я даже челюсть не сразу смогла подобрать с пола, наблюдая за тем, как Лёшка в привычной манере откинул со лба длинную чёлку и самым гадско-очаровательным образом улыбнулся присутствующим. Первым моим желанием, которое я едва смогла преодолеть, было упасть на пол под стулья и по-пластунски, на животе покинуть аудиторию. Паника приливной волной растекалась по моему телу, напрочь отключая всякую логику и здравый смысл. То, что вокруг слишком много людей и Орлов вряд ли мог случайно приметить мою физиономию, которую он не видел чуть ли не десяток лет, дошло до меня не сразу. Пока он произносил вступительную часть, с ленцой растягивая гласные на конце слов, я истерично тёрла влажные ладони о края юбки и нервно вопрошала вселенную: “За что?!”. Но время шло, а моё присутствие всё ещё оставалось незамеченным, лишь сосед справа с подозрением косился на неадекватную меня. Обнаружив это, я слегка успокоилась и даже стала прислушиваться к тому, что вещалось с трибуны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍То, что Орлов вырос инженером, специализирующимся на добыче нефти, для меня не было новостью, но подробности  впечатляли. Из обрывков фраз, доходящих до моего переполошенного сознания, смогла сделать свой первый вывод: Лёшка занимался бурением нефти на глубине, преимущественно где-то в северных районах нашей бескрайней родины. Женщина во мне невольно загордилась им. Ещё бы, ведь я до сих пор помнила того мальчишку из песочницы, который отказывался есть мои куличи. Зато учёный ум начал свой недовольный бунт, ибо Лёшино выступление по сути сводилось к тому, что процесс бурения до сих пор во многом интуитивен и настолько тонок, что ни один современный алгоритм не может полностью заменить в нем человека.

Не то чтобы я была специалистом в области бурения, но логика подсказывала, что на самом деле все давно было автоматизировано, и если человеческий фактор играл такое важное значение, то выходило, что при написании программ просто были учтены не все параметры.

Алексей Игоревич говорил интересно, на удивление увлекательно и харизматично, из-за чего притомившийся в ожидании обеда народ вдруг ожил и начал слушать чуть ли не с открытым ртом. Чего-чего, а умения располагать к себе людей ему всегда хватало с избытком.